Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах

Отчаяние мистера Тоуда мгновенно перешло в восторг, и он живо вскарабкался в кабину паровоза. Конечно, он в жизни не выстирал ни одной рубашки и не смог бы этого сделать, даже если бы и взялся; впрочем, он и не собирался этого делать. Он подумал: «Когда я доберусь в Тоуд-Холл, то у меня снова будут деньги и карманы, куда их класть. Тогда я пошлю машинисту столько денег, сколько хватит заплатить за стирку целой горы рубашек, а это будет то же самое или даже ещё лучше».

Дежурный махнул зелёным флажком, машинист ответил ему весёлым свистом, и поезд отошёл от перрона. По мере того как увеличивалась скорость и по обе стороны полотна проносились мимо поля, и деревья, и живые изгороди, и коровы, и лошади, Тоуд чувствовал, как с каждой минутой к нему приближается и Тоуд-Холл, и добрые друзья, и деньги, которые будут звенеть у него в кармане, и вкусная еда, и похвалы, и восторги, которые последуют в ответ на рассказы о его приключениях и невероятной находчивости и сообразительности, он начал подпрыгивать, и кричать, и петь куплеты из каких-то песенок, что привело в страшное изумление машиниста, который в жизни и встречал иногда прачек, но таких – никогда.

Они уже покрыли много миль, и мистер Тоуд уже обдумывал, что он прикажет подать себе на ужин, когда он заметил, что машинист с озадаченным видом высовывается из кабинки и усиленно прислушивается. Потом он увидал, как тот вылез на тендер и пристально глядит назад. Возвратившись, машинист сказал:

– Очень странно. Мы – последний поезд сегодня, который должен идти в этом направлении, но я могу поклясться, что я слышу, как ещё один поезд мчится следом.

Тоуд мгновенно прекратил свои дурацкие ужимки. Он помрачнел, и тупая боль, образовавшись где-то в спине, спустилась в ноги, и он вынужден был присесть и попытаться не думать о том, что может вскоре последовать.

К этому времени полная луна взошла и светила ярко, и машинист, став поудобнее на уголь, мог видеть, оглядываясь назад, на довольно большое расстояние.

Через некоторое время он воскликнул:

– Теперь я отчётливо вижу. По нашим рельсам за нами вслед идёт паровоз на очень большой скорости! Похоже, что он гонится за нами!

Несчастный Тоуд, скукожившись на угольной пыли, изо всех сил пытался придумать какой-нибудь выход.

– Они нас нагоняют! – воскликнул машинист. – На паровозе толпятся какие-то чудные люди. Мужчины в костюмах старинных стражников размахивают алебардами, полицейские в шлемах машут дубинками, и какие-то люди, плохо одетые и в капюшонах, несомненно штатские детективы, это видно даже на расстоянии, они грозят револьверами и потрясают тростями. Все чем-нибудь машут и все в голос кричат: «Стой, стой, стой!»

Тогда Тоуд упал на колени прямо среди угля и молитвенно поднял лапы:

– Спаси меня, только спаси меня, милый, добрый мистер машинист, и я признаюсь тебе во всём. Я вовсе не простая прачка, как тебе с виду показалось! И меня вовсе не ждут никакие дети, невинные крошки. Я – жаба, хорошо известный мистер Тоуд, хозяин Тоуд-Холла. Мне удалось бежать благодаря моему уму и отваге из отвратительной темницы, куда меня швырнули враги, и если эти типы с паровоза меня поймают, то это означает – цепи, хлеб и вода, и соломенная подстилка, и нескончаемая печаль для несчастного, ни в чём не повинного мистера Тоуда!

Машинист посмотрел на него очень пристально и спросил:

– Скажи-ка мне честно, за что тебя посадили в тюрьму?

– Да так, чепуха, – сказал мистер Тоуд, сильно краснея. – Я просто одолжил автомобиль у хозяев, которым он в то время не был нужен, потому что они завтракали. Я вовсе не собирался его воровать, но эти официальные лица, особенно в магистратах, они делают такие скоропалительные выводы, не понимая, что может же кто-то поступить опрометчиво, если он человек темпераментный!

Машинист поглядел на него неодобрительно и сказал:

– Боюсь, что ты и вправду очень нехорошая жаба и тебя надо бы выдать полиции. Да ты, как видно, попал в большую беду, и поэтому я тебя не предам. Во-первых, я терпеть не могу автомобили. А во‐вторых, я терпеть не могу, когда полицейские командуют мной на моём рабочем месте. И потом, если я вижу слёзы на глазах животного, это всегда смягчает моё сердце. Так что не вешай нос, Тоуд! Я постараюсь, и, может, мы их ещё победим!

Они набили топку углём, отчаянно работая лопатами, топка загудела, поезд подпрыгивал на стыках и качался, но всё-таки преследователи постепенно догоняли их. Машинист отёр вспотевший лоб ветошкой и вздохнул.