Питер Пэн и Венди. Дети воды. Ветер в ивах

– Вы не освободитесь до Нового года, это ясно, – ответил дядюшка Рэт раздражённо и поспешил с пшеничного поля.

Несколько подавленный, он вернулся назад, к реке, к своей верной, неизменной старой реке, которая никогда не паковала вещи, не суетилась, не перебиралась на зимнюю квартиру. Он разглядел ласточку, которая сидела в ивняке у берега. К ней вскоре присоединилась другая, а потом и третья. Все три птички, беспокойно и нетерпеливо ёрзая на ивовой ветке, тихими голосами тоже принялись беседовать о перелёте.

– Что, уже? – спросил дядюшка Рэт, перемещаясь к ним поближе. – Куда вы так спешите? По-моему, это просто смешно!

– Мы ещё пока не улетаем, если ты это имеешь в виду, – ответила первая ласточка. – Мы пока только заняты планами и приготовлениями. Мы обсуждаем, каким путём нам лететь и где мы остановимся передохнуть и так далее. В этом – половина удовольствия.

– Удовольствия? – сказал дядюшка Рэт. – Вот этого-то я и не могу понять. Если вам необходимо оставить это приятное местечко, и друзей, которые будут без вас скучать, и уютные домики, в которых вы совсем недавно поселились, что ж, когда ваш час пробьёт, я уверен, вы смело отправитесь в путь и выдержите все трудности и неудобства, и перемены в жизни, и новизну, и даже сумеете притвориться, что вы не так уж несчастны. Но хотеть ещё об этом говорить или даже думать об этом до тех пор, пока не придёт необходимость…

– Ты просто этого не понимаешь, – сказала вторая ласточка. – Сначала начинается какое-то движение внутри нас, где-то глубоко, такое сладкое беспокойство, потом появляются воспоминания, одно за другим, как возвращающиеся из полёта голуби. Они влетают в наши ночные сны, потом они начинают кружить рядом с нами днём. И тогда нам начинает очень хотеться поговорить друг с другом, сравнить наши впечатления, удостовериться, что всё, что было, это было на самом деле. Постепенно знакомые запахи и звуки, названия давно забытых мест возвращаются в нашу память и манят нас к себе.

– А вы не могли бы перезимовать здесь, ну хотя б в этом году? – предложил дядюшка Рэт задумчиво. – Мы все постараемся, чтобы вам было хорошо. Если бы вы знали, как мы тут славно проводим время, пока вы находитесь где-то далеко.

– Я однажды попробовала перезимовать, – сказала третья ласточка. – Я так полюбила эти места, что, когда настало время, я отстала от других и подождала, пока они улетят без меня. Несколько недель всё было хорошо. А потом! О! Какие утомительные длинные ночи! Знобкие дни без солнца! Холодный и сырой воздух – и хоть бы одна мошка: сколько ни летай! Нет, этого нельзя было вынести! Я упала духом и однажды холодной, ветреной ночью расправила крылья и полетела, спасаясь от ледяного восточного ветра. Был страшный снегопад, когда я пыталась пробиться между вершинами высоченных гор. Я едва не лишилась жизни. И никогда я не забуду благословенное чувство, которое дало мне солнышко, согревшее мне спину, когда я спешила к озёрам, лежавшим внизу, голубым, сияющим. А какая вкусная оказалась первая же пойманная мною мошка! Прошлое показалось мне кошмарным сном, а будущее – сплошным праздником, и я продвигалась всё дальше и дальше на юг, неделя за неделей, не утруждая себя, отдыхая столько, сколько мне хотелось по пути, но постоянно прислушиваясь к тому зову, который звучал во мне. Нет! Всё это послужит мне предупреждением, никогда в жизни не решусь я больше ослушаться.

– О да, зов юга, зов юга!.. – защебетали две другие ласточки мечтательно. – Песни, влага, сверкающий воздух! А ты помнишь…

И, забыв о дядюшке Рэте, они соскользнули в страстные воспоминания, а он слушал, зачарованный, и что-то зажглось в его сердце.

Он понял, что и в нём – вот она – зазвучала до сих пор дремавшая струна, о существовании которой он и не подозревал. Простая болтовня этих собирающихся на юг птичек, их немудрящие рассказы разбудили такое новое и сильное чувство, что ему неодолимо захотелось ощутить хотя бы одно прикосновение южного солнца, почувствовать дуновение южного ветра, вдохнуть подлинно южные ароматы. Зажмурившись на один миг, он позволил себе помечтать в полной отрешённости, а когда снова открыл глаза, река показалась ему серой и холодной, зелёные поля – пожухшими. Потом его верное сердце пристыдило более слабую часть его души и обвинило её в предательстве.

– Зачем тогда вы вообще возвращаетесь сюда? – ревниво призвал он к ответу ласточек. – Что вас вообще привлекает в этом маленьком, бедном, бесцветном краю?

– Ты что же думаешь, – спросила первая ласточка, – тот, другой зов не нас, что ли, призывает, когда наступает время? Это зов буйной луговой травы, покрытых росой садов, нагретых солнышком прудов, над которыми вьются всякие мошки, пасущегося на лугах скота, зов сенокоса и деревенских домов, пристроенных к прекрасным, удобным стрехам.

– Ты один, что ли, на свете тоскуешь и жаждешь снова услышать, как запоёт кукушка? – спросила вторая.