Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях

Притом опираются опять-таки на аутотренинг, жесткую дисциплину и строгий самоконтроль, совершенно не учитывая прискорбного моего слюнтяйства, мягкотелости и полного банкротства воли; во мне не находится ничего, поднимающего ввысь, и, вероятно, каждый удостоверен пестрым жизненным опытом в безнадежности попыток самому вытаскивать себя из трясины; в том-то и дело, потому и взыскуем Спасителя: аще убо вера, яже в Тя, спасает отчаянныя, се верую, спаси мя….

Умеющие употребить усилие{682} и обуздать инстинкты тоже не без проблем восходят к Небу: образцовая репутация неизбежно выводит в лидеры, и они, меряя по себе, не умея прощать чужие недостатки, становятся тиранами; да и как не возгордиться привыкшему побеждать? Впрочем, в будничной повседневности наша национальная склонность к геройству частенько оборачивается, от скуки, пессимизмом, упадком, распущенностью.

Слабым же в начале пути дается пылкая ревность, окрыляющая к подвигу. Принуждение излишне: бдение, пощение, служение ближним желанны, радостно потребны; разочарование наступает, когда Господь, обучая самостоятельному хождению, убирает руку. Целых десять лет мать Д., по ее признанию, считала себя в числе слышавших и сотворивших, а потом – «ну никаких сил, ни рано вставать, ни мало кушать, ни правило читать». Духовник рассудил: «От Него это было, а теперь, значит, смиряться время пришло».

Неприятный опыт выдохшихся порывов, новых падений, унылого бессилия чреват соблазном облегчить ношу, исказить, упростить христианскую задачу, снизив до уровня своей душевности и плотяности: спаси мя, Боже, на печи лёжа. С другой стороны подстерегает опасность, полюбовавшись на подлинное подлое я, испустив жалкий вой над темными его глубинами и признав полное несоответствие тому, чем оно должно быть{683}, захотеть исчезнуть, отойти, скрыться, чтобы не видеть, не знать, не страдать{684}. «Авва, смущают меня помыслы, говоря мне: ты ничего не делаешь здесь, ступай отселе». Отвечает авва, преподобный Макарий Александрийский: «Скажи своим помыслам: для Христа я стерегу стены»{685}.

Солнцем быть не можешь – будь луной, советовал митрополит Платон (Левшин). Вот матушке Г. «просто нравится образ жизни»: смотри, говорит, артисты, художники, музыканты… Не все суперталантливые и знаменитые; сколько обычных тружеников, средней руки, особо не блистают, зато занимаются любимым делом; что они потеряли? К монашеству вполне приложим известный парадокс Паскаля о вере и атеизме: делая перед лицом Вечности ставку на Бога, ничего не проигрываешь, а выигрываешь блаженство и бессмертие.

Гениальных монахов раз-два и обчелся: церковная память за две тысячи лет сохранила так мало имен: святцы уместятся в одну тонкую книжечку. И пусть только эти имена важны, значимы, весомы, только они есть, только о них, редчайших, об их удачах и срывах произносится от века всякое слово{686}, только по ним, истинным христианам и монахам, должно судить о христианстве и монашестве{687}. Но и тысячи других, безвестных, в разные времена населявших обители, не без пользы свершали земное странствие: в монастырях, как в экспериментальных лабораториях, испытывались пределы человеческого духа, полезное отделялось от вредоносного, накапливалась и развивалась практика духовного восхождения, неоценимая для Церкви.

И не может быть прав великий инквизитор{688}, рисуя перспективу пришествия Христова в сопровождении немногих гордых, волевых и могущественных избранников, великанов духа; где обрящутся середнячки, чья природа отзывчива на искушения, разом отметенные Спасителем в пустыне? Планка и впрямь слишком высока – многие скисают, не сделав и первого шага к «трудной, неподъемной» вере православных; и в ислам обращаются по той же причине, и отходят от Христа{689}, и оправдываются, покидая обитель: в храм буду ходить, какая разница, где молиться, а монашество не удалось, куда мне!

Другие идеальничают: зачем делать вид, когда примера нет, старцев нет, мира промеж нас нет, здоровья нет… получается, и выхода нет. Но даже в метро пишут: выход с другой стороны. А вдруг вместо общеизвестной Индии Господь приготовил какой-нибудь новый нечаянный континент, а от нас ожидает согласия, сознательного участия, готовности ступить на предлагаемый Им путь, состоящий, естественно, из препятствий?