Пламя

В мимолетный миг со мной случается нечто, но лишь на мгновение. Со мной, со мной, со мной! Но какой он — я? Мои пальцы поигрывают карандашом. Я поймал их на этом. Теперь они остановились, словно виноватые школьники. Я ли это играл, или же только мои пальцы? В данный момент меня мучает головная боль, моя собственная, так как никто не может разделить ее со мной. Мне хочется пройтись по холмам, но вместо этого я должен ехать в город. Я хочу то одного, то другого, и я делаю то одно, то другое, но какой он — я?

Одни говорят, что я — всего лишь пожизненная непрерывная цепь всего того, что случается со мной, и что делаю я сам; последовательный ряд динамических изображений, пробегающих по киноэкрану, каждое из которых состоит из тысячи статичных картинок, хотя медленный взгляд зрителя и смешивает все это в движение и жизнь. Но какой он — этот я, для которого данные смешение и движение и происходят? Являюсь ли я всего лишь экраном, всего лишь отдельным человеческим телом, с поросшей волосами головой и вздернутым носом? Странно, что тело способно улавливать мгновение и распознавать пролетающую птицу, развевающийся флаг, взрывающуюся бомбу!

Другие утверждают, что я — продолжительный (и несомненно — вечный) дух, обитающий в этом теле. По их словам, именно потому, что я — дух, именно потому, что я не являюсь продуктом времени, я и способен удерживать прошлое и настоящее вместе, ощущая движение и изменение, сохраняя в пределах моего исчезновения все мои прошлые «теперь», навсегда минувшее настоящее. Дым от моей сигареты плавно, чуть колышась, устремляется вверх, потом распускается в сплетенные струи клуба. Все это я волшебным образом удерживаю внутри моего «сейчас».

Но как же сам я, мое подлинное «я»? Могу ли я быть уверенным, что я есть нечто большее, нежели небольшой дымок сознания, тянущийся за не совсем еще угасшим телом? Когда огонь потухнет, не станет ли это моим концом?

Но как-то же я отсчитываю дни, измеряю года! Вчерашние голоса, вчерашние приветствия и споры теперь эхом отдаются в моей памяти. Если вернуться назад, отойти от разрывов бомб нашей нынешней войны, то я помню разрывы снарядов другой войны, теперь уже ставшей частью истории. Возвращаясь в еще более отдаленное прошлое, я вспоминаю, как был школьником в Итоне, с заляпанным чернилами отложным крахмальным воротничком и страстно увлекавшимся коллекционированием различных моделей кораблей. Стал ли бы, сегодняшний я, носить этот воротник, увлекаться коллекционированием? Безусловно, то был совсем другой человек, чьи впечатления я так или иначе унаследовал, словно старый фотоальбом, полный невероятных дядюшек, тетушек, дедушек, бабушек и прочих прародителей, выряженных так, будто их фотографировали на каком-то маскараде. Я сегодняшний страсти к судомоделизму не питаю; меня интересует философия, люди и прочие высокие проблемы. И тем не менее даже теперь, уже совсем седой, когда я вижу, как мальчишки управляют своими изящными или безвкусными судами в парковом озере, я всегда останавливаюсь, чтобы понаблюдать за ними. Тот ребенок все еще живет во мне; я был и остаюсь тем ребенком. Да, и даже еще большим ребенком. Я, и никто другой, будучи совсем еще малышом, оставил мокрое пятно на колене какого-то нянчившегося со мною в викторианской гостиной посетителя. О да, это был я, потому что я это помню.

Очень скоро, если только какой-нибудь несчастный случай или же судьба не оборвет внезапно мою жизнь, я, которого интересуют главным образом человек и космос, утрачу контроль над моим взрослым мышлением и погружусь во второе детство. Высокие темы окажутся мне не по силам. Я стану делиться воспоминаниями с окружающими и повторять мои анекдоты. Моего слабого запала будет хватать лишь на сердечность и сон, да еще на ту пищу, которую я смогу переваривать. Чтобы я, да стал столь жалким созданием? И однако же я несомненно таковым стану; так как это тело, некогда сосавшее молоко, а теперь уже вышедшее из поры расцвета и уже начинающее мало-помалу разрушаться, удерживает свое прошлое в своем вечно исчезающем настоящем. Я и есть эта идентичность, тела и познания.

Идентичность? Какая идентичность проявляется во мне пусть хотя бы на одно-единственное мгновение, не говоря уж о целой жизни? Я всегда в ссоре с самим собою. Я жажду вызова, но цепляюсь за безопасность. Я хочу сосредоточить все мои силы на какой-нибудь великой задаче — и однако же то и дело растрачиваю себя по мелочам. Я решительно настроен быть ответственным гражданином, но в то же время полон не меньшей решимости избежать всяческой ответственности. Я желаю участвовать в жизни сплоченного сообщества, но ревностно защищаю мою собственную индивидуальность и все делаю один, без какой-либо поддержки. Я непоколебимо посвящаю себя духовной дисциплине и высокой религии, но остаюсь непримиримым скептиком; да, и я прикрываюсь цинизмом, избегаю труднопреодолимых проблем, приятно провожу время.