Пламя

— Дорогая моя, — сказал он, но на этом слова его иссякли, так как этот внезапный приступ благородных чувств показался ему лишь новой уловкой той дьявольской силы, что терзала его, уловкой, целью которой было скомпрометировать его через нее. Нежность быстро сменилась страхом и даже отвращением. Она была вечной искусительницей, орудием Сатаны. Дай он волю сентиментальности, его могли бы обманом даже заманить под венец. А желанием жениться он не горел. Он давным-давно посвятил себя гораздо более величественной цели, нежели семейное счастье. Он думал о себе как о неком христианском рыцаре, состоящем на службе у Церкви, или, скорее, свадебной часовни. Нет, он определенно не должен попасть в ловушку. У него слишком много важной работы в городе, а если когда-нибудь он и соберется жениться, то подойдет к выбору супруги со всей тщательностью. Милдред Смит — всего лишь секретарша, а стало быть неподходящая пара для посвященного в рыцари олдермена.

— Мисс Смит, — сказал он, внезапно переходя от теплого тона к формальному, — вам лучше уйти. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить этот болезненный опыт. Я целиком и полностью виноват в том, что задержал вас, но это потому, что ценил ваши услуги очень высоко. Теперь, однако, я должен с большим сожалением прекратить ваши отношения с фирмой.

— Но я не могу уйти вот так, — прервала его женщина. — Я должна помочь вам пройти через эту ужасную неприятность. Я должна…

Он не дал ей закончить, отрезав:

— Со мной все будет в порядке. Прошу вас, уйдите. Вам еще месяц будет выплачиваться жалование, пока вы не подыщите себе новое место, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам.

— Очень хорошо! — довольно холодно бросила она и направилась к двери.

— Я буду глубоко признателен, — поспешно добавил он, — если вы позволите мне лично, в знак благодарности за все то, что вы сделали, выплачивать вам ежегодную ренту в размере пятидесяти фунтов; конечно, при условии, что вы нигде не станете распространяться о происшедшем здесь досадном инциденте.

Она посмотрела на него с выражением, в котором нежность, казалось, боролась с негодованием, затем взялась за ручку двери. Он двинулся за ней следом, убеждая принять его предложение и поднимая ренту до ста фунтов. Она возмущенно повернула ручку. Он подскочил к ней вплотную, умоляя настойчиво, но высокопарно. И тут вдруг он осознал, что ситуация изменилась. Его левая рука упала на ее правую, лежащую на дверной ручке. Она попыталась отдернуть руку, но его левая рука нежно подхватила ее и теперь подносила к губам. Поцелуй придушил все его формальные и бестактные ремарки. Все действия его левой руки, но только не губ, были автоматическими; и однако же он не осознавал их, пока не увидел, как его левая рука подносит ее руку к губам. Он ощутил мягкое, очень приятное прикосновение. Она отвела руку лишь после небольшой паузы, и в ту же секунду он отступил назад. Поцелуй — а он позволил губам сыграть свою роль не подневольно, но со страстью — снова наполнил его пылом любви и нежности и открыл глаза на всю бессердечность его недавнего предложения. Но тут им опять овладела паника. На пару секунд он застыл на месте, но затем все же попятился, и в тот же миг его левая рука протянулась к ней в безошибочном, но безмолвном умоляющем призыве. А потом безвольно опустилась.

Они стояли, глядя друг на друга. Теперь он заметил, что ее лицо озарено нежностью и счастливой улыбкой, но тут же, к своему ужасу, услышал собственный голос:

— О, прости меня! Ты очаровательная и здравомыслящая и великодушная! Когда я выздоровею, то почтительно попрошу тебя стать моей женой!

Тут же, опомнившись, сэр Джеймс выкрикнул:

— Нет! Я этого не говорил, не говорил, это сказал кто-то другой!

Шатаясь, он подошел к столу, упал на стул и, закрыв лицо руками, простонал:

— О Боже, что со мной происходит?

Секретарша, скрыв волнение под холодной, деловитой манерой, направилась к телефону.

— Вам все-таки нужен врач. Я позвоню.

Но он выпрямился и категорически запретил ей звонить, заявив, что врач ему не поможет. Это касается только его и Бога.

Подняв трубку, она резко бросила:

— Не будьте глупцом! Вам нужен врач!

Но, голосом грубым и злобным, он прокричал:

— Положите! Похоже, вы плохо на меня влияете. Вы меня не понимаете. Прошу вас, уйдите!

В глубокой печали и растерянности она вышла из комнаты.

Оставшись один, сэр Джеймс принялся расхаживать по кабинету взад и вперед.

— Это кульминация, — сказал он себе. — Я не выйду из этой комнату, пока не одолею засевшего во мне Сатану. Нужно помолиться.

Но помолиться он не смог — так и ходил по комнате, из угла в угол. Рабочий день близился к концу, и клерки и машинистки уже откладывали в сторону свои рабочие принадлежности и собирались домой. Вскоре эти звуки стихли. До него доносился лишь шум улицы — грохот трамваев, сирены автомобилей.

Опускались зимние сумерки. Он выключил свет и задернул шторы. Закурил сигарету, но тут же затушил ее, так как собирался помолиться. Вернувшись за стол, он закрыл лицо руками и зашептал: