Пламя

Он пересек широкую лужайку, примыкающую к Темзе, и оказался у своего кафе, приютившегося у самой кромки воды. Оно стояло почти на том же месте, где когда-то, давным-давно, возвышалась Игла Клеопатры, теперь возвращенная на родину. Здесь он, опять же — давным-давно, будучи безработным юнцом, плевался в Темзу, одержимый презрением и яростью ко всей вселенный. Теперь, зайдя в яркое небольшое строение и опустив монетки в соответствующие отверстия автоматов, он получил кофе и кексы, после чего вышел с подносом на террасу через выходящие на реку двери. Практически единственным, что связывало его с прошлым, был купол собора святого Павла, находившегося довольно-таки далеко вниз по течению реки, но отчетливо различимого и выглядевшего серебристо-серым в условиях чистой атмосферы. Конечно, был еще мост Ватерлоо, открытый как раз таки в годы его молодости и, несомненно, являвшийся тогда предвестником нового порядка. Южный берег, раскинувшийся по ту сторону стороны почти прозрачной реки, с ее бездымными буксирами и вереница барж, прогулочными лодками и длинными обтекаемыми общественными пассажирскими судами, изменился значительно. Там, где некогда располагалось беспорядочное скопление ветхих домов, сильно поврежденных войной, теперь стояло относительно строгое строение из стекла и бетона — офис специальных представителей Всемирной федерации в Британии. Над зданием развевался большой флаг, демонстрируя белую сферу на светло-голубом фоне — почти уже легендарную эмблему лояльности человеку. Она давно уже стала фокальным символом того страстного увлечения гуманностью, которое, после стольких десятилетий трагедий и героизма, наконец поднялось в неудержимом потоке и основало Новый мир. Чуть выше по течению, там, где когда-то находился железнодорожный мост, ведущий к вокзалу Чаринг-Кросс, старик увидел — и с пару минут просто им любовался — большой новый автомобильный мост, перекрывавший реку единой лучковой арку, сооружение которой стало возможным лишь с появлением новых синтетических металлов. За мостом он разглядел уже попадавшуюся ему сегодня на глаза башню нового здания парламента.

Старый революционер имел все основания гордиться этим новым Лондоном, так как он тоже внес свой скромный, но полезный вклад в то, чтобы город стал таким, каким он сейчас являлся. Ему нравились не только новые широкие бульвары с их современными строениями, но и старые георгианские скверы. Новые архитектурные сооружения, по его ощущениям, смешались в монолитное единство с постройками былых времен, символическое единство новой жизни английского народа. И все же, пусть и немного нелогично, его одолевала тоска по старому задымленному, классовому, склонному к снобизму, филистерскому Лондону, Лондону, в котором, в конечном счете, юноши вставали на путь возмужанию без всех этих современных изнеженностей. Но пора было двигаться. После непродолжительной, уложившемся в несколько минут, прогулки он занял зарезервированное за ним место в первом ряду установленной на новой лондонской Грейт-сквер трибуны, куда для завершающей церемонии должны были подтянуться участники процессии. Он поудобнее устроился среди других старых реликвий легендарного периода, ощущая себя одновременно и почетным гостем, и своего рода выставочным экспонатом. Духовые инструменты возвестили о приближении процессии. Вскоре первая национальная колонна появилась на Грейт-сквер, обошла площадь кругом и встала на предназначенное ей место. Как и предполагал старик, то оказались китайцы, возглавившие шествие на правах старейшей мировой цивилизации. Колонна за колонной, на площадь появлялись представители всех наций.