Пламя Азарота (СИ)

Увидев это выражение впервые, она сумела вымолвить всего несколько слов, протягивая вперед сверток из белоснежной ткани, в складках которой виднелось лишь маленькое круглое личико. Вскочила бы с постели, рухнула на колени, обнимая его ноги и умоляя о прощении, но не находила в себе сил даже пошевелиться, чтобы не почувствовать острой, пронизывающей всё тело боли.

— Как… ты назовешь ее, мой господин?

— Нарджис, — ответил муж, и она не услышала в его голос даже намека на радость. Как и на злость, но…

Он всего лишь щадил измученную тяжелыми родами женщину, с горечью думала Ласаралин теперь, стоя на коленях и до судорог сжимая пальцы в жесте смирения и покаяния.

Я уповаю на Величие Зардинах. Что мне сделать, Госпожа? Как вернуть его благоволение? Я не смею просить о любви, ибо не мне спорить с той, в чьих жилах течет кровь Таша. Он отравлен этой любовью, но не мне становиться противоядием. Лишь позволь мне быть достойной женой. Верни мне его.

Она не знала наверняка, но Ташбаан полнился слухами еще в те годы, когда она выходила замуж в первый раз. Одиннадцатилетняя девочка, заливавшаяся краской от лба до подбородка при одной только мысли о подобной порочной связи. Теперь она уже не темнела лицом, но и смирения, чтобы делить мужа с его единокровной сестрой, отыскать не могла.

Богиня не отвечала. Быть может, даже не слушала, решив, что склонившаяся перед ней грешница не заслуживает столь легкого прощения. Ласаралин говорила и говорила — в мыслях, не разжимая подкрашенных кармином губ, не отводя подведенным золотом глаз, — но в Храме будто становилось всё холоднее и холоднее. Боги отдалялись от нее, и тархине всё чаще мерещилось, что с голубого потолка вот-вот хлынет ледяной зимний дождь.

Прочь из дома богов, нечестивая.

Она поднялась на ноги, когда уже не чувствовала их от холода, и оперлась на руку стражника, шагнувшего к госпоже со звоном посеребренных шпор.

— Благодарю.

А снаружи ярко светило солнце, греющее, но еще не обжигающее, как в самые жаркие дни середины лета, и в лицо дохнуло теплым западным ветром, принесшим запах фруктов и сладостей из меда и грецких орехов. Заблестели отполированные навершия шлемов, виднеющиеся сквозь намотанные на них длинные красные платки, застучали низкие каблуки шелковых туфель и кожаных сапог по огромным, вырубленным из светлого камня плитам храмовой площади.

Засиял под солнечными лучами перламутр на черепаховых гребнях, поддерживающих уложенные в сложную прическу тяжелые темно-каштановые волосы любимой сестры тисрока.

— Какая встреча, моя дорогая Ласаралин, — заговорила принцесса Джанаан приятным грудным голосом и подняла руку, щелчком пальцев велев отступить ее страже на несколько шагов назад. — Прогуляетесь со мной?

— Буду рада, Ваше Высочество, — ответила Ласаралин, хотя радости не испытывала совершенно. Принцесса поправила наброшенный на плечи шелковый палантин в узорах павлиньих перьев и взяла Ласаралин под руку, словно и в самом деле была закадычной подругой.

— Мне не нравится ваша бледность, сестра. Прислать вам моего лекаря? Он человек толковый, хотя иные его запреты могут раздражать поначалу.

— Вот как? — вежливо уточнила Ласаралин, предпочитая смотреть на прилавки с фруктами — перед Храмом с ранней весны вырастал небольшой базар, раздражавший жрецов, но радовавший отстоявшую долгое богослужение паству, — чтобы не видеть этого холеного смугловатого лица с прорисованными до самых висков линиями синей и серебряной подводки. Из-за такого выбора краски для век зеленые глаза Джанаан еще сильнее начинали отливать холодным голубым цветом. — Увы, советы лекарей часто бывают…

— Страшнее проповедей слуг Азарота, — негромко рассмеялась принцесса. — Помню, мой младший сын своим рождением едва не испортил мне все зубы. Стараниями лекаря я по-прежнему могу радовать тарханов своей улыбкой, но он почти на год запретил мне есть всё, что было хоть немного сладким. А я жить не могу без ежевики в меду! И, без сомнения, боги послали мне самого любящего брата на свете, поэтому в тот год он, кажется, ел только мои любимые сладости и ничего больше. Он вас чем-то обидел? На вас лица нет, стоит кому-то заговорить об этом негодяе.

Вопрос она задала без паузы, и Ласаралин растерялась на долю мгновения, лихорадочно придумывая правдоподобный — хоть немного убедительный — ответ.

— Нет, Ваше Высочество. Я сама прогневала богов, когда…

— Родила дочь? — сухо спросила Джанаан, прекратив улыбаться. — Ласаралин, дорогая моя, вы ведь уже были замужем. И давно должны были понять, что мужчины глупее и упрямее ослов.

Ласаралин даже похолодела, испугавшись, что эти слова могут быть уловкой в расчете на то, чтобы еще сильнее унизить ее в глазах мужа.

— Но ваш брат…