А когда местная власть пыталась что-то сделать для уменьшения голода, то вмешивались вышестоящие инстанции, которым было не нужно никакое самоуправление. В Первитинской волости Тверского уезда волостной земотдел постановил выдать сено крестьянам, поскольку начался падеж скота. Почему-то это решение пришлось не по душе губернской власти, и в волость был отправлен отряд милиционеров во главе с начальником губмилиции Боковым. Собравшиеся жители категорически отказались возвращать сено, равно как и признавать право губернии вмешиваться в их дела. Не помогли даже угрозы арестовать несогласных. Более того, крестьяне отказывались кормить милиционеров, продукты пришлось добывать революционным путем: по крынке молока и фунту хлеба на троих, а также картофель. А заплатить за все Боков предложил тем, кто получил сено. Все правильно: молока дай, а чем ты будешь корову кормить – твоя забота. Интересно, что наутро крестьяне уже сами собрались и решили сено не отдавать – пусть суд решает, кто прав, кто виноват. В ответ товарищ Боков арестовал активно выступавших братьев Максимовых, после чего крестьяне поняли, что против лома нет приема. А по большому счету, случай примечательный: правовая культура крестьян была куда выше, чем милиционеров. Интересно, что по итогам рейда Бокова обвинили в грубости и превышении полномочий, даже завели дело, которое, как обычно, закончилось ничем[206]
.Ну да что мы все про продовольствие, не хлебом единым жив человек. Советская власть про духовное не забывала и продолжала активно отделять церковь от государства. Вот, например, в Змиевской волости Бежецкого уезда 3 марта местные большевики решили отобрать у священника дом. Почему? А у него их два, в то время как коммунистам собираться негде, пусть делится. Вот только местные крестьяне коммунистов не поддержали, собрались и потребовали ни много ни мало закрыть совет, а членам исполкома и большевикам – сдать оружие. Тут же совет был переизбран под крики «бей большевиков». Последние пытались стрелять, но толпу это не напугало, и им пришлось бежать в соседнюю Толмачевскую волость. Откуда пришел отряд местных коммунистов, который с ходу открыл стрельбу в воздух. Крестьяне разбежались, пытались ударить в набат, но в колокольню тоже полетели пули. Вскоре прибыли милиционеры из уезда, арестовали двадцать два человека во главе со священником[207]
. Чем закончилось следствие, был ли суд – неизвестно.А во Ржевском уезде, в Толстиковской волости, 8 марта агитаторы, явившиеся с договорами об отделении церкви от государства, в одном погосте были посланы, а в другом избиты. После чего уком партии постановил провести в волостях целый ряд воспитательных бесед[208]
.В Тверском уезде, в Никольской волости, 30 марта волостной совет решил собрать по два человека от каждого села, чтобы оформить решение о передаче книг записи рождения, крещения (!) и похорон в свое ведение. В этот день местный священник Рождественский после службы, на которой было до четырехсот человек, сообщил эту новость прихожанам. Что в ответ стал кричать народ? Послушайте: «Не надо нам никаких советов», «Церковь мы не отдадим», «Пойдемте к совету, подожжем его». И пошли. На уговоры местных служащих и товарища Склизкова (того самого, чье имя до сих пор носит одна из улиц в Твери) не поддались, а пустили в ход кулаки. Попало и Склизкову, а местному председателю Кустову разбили лицо в кровь. Били и местных коммунистов. После чего народ успокоился и потребовал выпустить семь арестованных за неуплату чрезвычайного налога, что и было испуганными совслужащими сделано.
Но расходиться крестьяне и не подумали, толпа росла, стали требовать переизбрания волостного совета и даже выбрали председателем собрания священника. Правда, ничего не решили и беспрепятственно отпустили Склизкова в Тверь, хотя последний обещал прислать отряд с пулеметами. И прислал. Совет, понятное дело, восстановили, а на волость наложили десятитысячную контрибуцию. Неизвестно почему, но на съезде сельских советов в Никольском 6 апреля основными инициаторами выступления объявили дезертиров[209]
. Про их организацию в волости в это время ничего не известно, очевидно, их просто было немало в селе, как, впрочем, и везде в то время.