И если за боем еще не было слышно криков, то когда войска расходились для ночного отдыха и наступала относительная тишина...
Шербере иногда казалось, дракон кричит прямо под ее окном.
Но она вовсе не обрадовалась, когда крики стихли.
На двадцать первый день битвы зеленокожие предприняли первую попытку прорваться к городу и взять его в кольцо. Объединенное войско было вынуждено собрать все силы, чтобы этого не допустить; и воины сражались без роздыху весь день и всю ночь и почти весь следующий день, потеряв ранеными и убитыми столько, что даже самые стойкие ужаснулись. Наступила ночь — темная ночь безлуния, в которой тонула даже белизна снега, и только это заставило врага остановиться и уползти в свои палатки для отдыха.
Обе стороны в ту ночь даже не забрали своих убитых с поля боя.
На следующий день им придется идти в битву по их телам.
Шербера не участвовала в сражении ни в этот раз, ни в предыдущие три дня. Тяжелая рана — смертельная в других обстоятельствах! — которую получил Прэйир, заставила ее забыть о своем долге воина и вернуться к долгу акрай.
Но даже если бы не это... она устала сражаться. Она была женщиной, которая училась держать меч всего несколько дюжин дней, и не привыкла к его постоянному весу, к постоянному напряжению схватки, к постоянной готовности обернуться — и увидеть оскаленные зубы, целящиеся в шею или руку.
Шербера то не могла заснуть и целую ночь ворочалась в своей постели, страшась разбудить Фира или Тэррика, или Олдина, или Прэйира — и услышать вопросы, на которые не хотела давать ответы, то проваливалась в сон, едва закрывая глаза... и ненавидя, всем сердцем ненавидя звук тризима, возвещающего о начале дня и боя.
Она едва не лишилась чувств, когда увидела Прэйира в тот вечер, окровавленного, с раскроенным черепом, в дыре которого виднелись раскрошенные кости и розовый мозг. В какой-то момент, уже под конец дня, битва все-таки разделила их, и рядом с Шерберой остался только Фир. И она искала высокую фигуру Прэйира взглядом всю дорогу до стены после того, как просигналили отступление, и даже не поняла сразу, кого видит на повозке, которую тащила за собой, фыркая от запаха крови, целительская лошадь.
Чье резкое, прерывистое и такое громкое и странно хриплое дыхание слышит.
— Это же Прэйир, — со страхом в голосе сказала одна из шедших рядом акраяр, заламывая руки. — Это же славный воин Прэйир!
Казалось, она не верила своим глазам, не верила, что такой большой, ловкий воин, руки которого с легкостью ломали шеи зеленокожим, просто чуть их сжав, может и сам пасть в бою. Казалось, многие в войске только сейчас вдруг поняли, что Прэйир — такой же смертный, как и они, и что его тоже может утащить за собой в бездну колесница Инифри.
Шербера вцепилась в край повозки и не отрывала взгляда от любимого лица всю дорогу до города. Ее трясло.
Она думала, Прэйир умрет еще на пути к целительскому дому. Она была готова к тому, что он умрет там, когда лекарки откажутся его лечить, но неожиданно вышедший навстречу Олдин приказал готовить «светлую комнату» и готовиться самим.
Пока длился осмотр, Шербера стояла в стороне и дрожала. Она видела много ран, и видела много ран у Прэйира, но таких — мало, и каждая из них заканчивалась смертью. Она прижалась к стене спиной и наблюдала за тем, как лекарки сбривают волосы вокруг раны и как измеряют дыру в голове Прэйира, и чувствовала, что сейчас, впервые в жизни, готова упасть в обморок от страха.
— Шерб? — Олдин прошел мимо нее к раненому, которого привезли следом, но вдруг остановился и развернулся. Его глаза оглядели ее лицо, руки сжали ее плечи, когда она прильнула лбом к его шее, безудержно дрожа. — Шерб, он не умрет, я тебе обещаю. Обещаю, слышишь?
— Но эта рана такая большая... — прошептала она.
— Если бы мы были не здесь, не в городе, его бы ничто не спасло. Но в этом доме у нас есть все, что нужно, чтобы закрыть рану и не повредить мозг. Мы поставим на эту дыру пластину, Шерб. Она закроет ее и обрастет костями, и Прэйир снова сможет двигаться, держать меч и сражаться.
— И ты сможешь это сделать? — еле дыша, спросила она.
— Не совсем я, но... — он сжал ее волосы в ладони и поцеловал в висок, — я не могу тебе объяснить все, но я обещаю, что сделаю все возможное.
— Я буду молиться Инифри, — сказала Шербера, украдкой оттирая набежавшие на глаза слезы.
— Молись, — сказал Олдин и поспешил к раненому.
И вот теперь Прэйир проводил с ней уже третий день в этой комнате, к которой она так привыкла. Он уже садился и ел сам и даже пытался вставать, хоть и сразу же кружилась голова — спустя всего три дня, что казалось настоящим чудом даже для магии акрай. Да, магия заставляла рану заживать очень быстро, но такие удары — Шербера знала — не проходят бесследно, даже у самых сильных людей. Прэйиру нужно будет восстанавливаться еще долго.
— Какие новости принес день, полукровка? — спросил Прэйир Олдина, когда тот пришел вечером, чтобы проверить рану, за которой наблюдал только лично. — Мы слушали бой, он стал ближе. Эти ублюдки заставили нас отступить, я прав?