Но Сатэ тоже не дремал. Воспользовавшись тем, что ударные группы партизан были в рейдах, он ночью напал на деревню, где находился раненый Громов. Колдун Зеди провел тайным ходом больных, раненых, детей и стариков. С отвесного обрыва спустили их по веревочным лестницам в ущелье. Штабные гурки Рики Рама и жители, способные носить оружие, прикрывали отход. Зеди остался последним. Он уничтожил все следы отступления и сдался головорезам Сатэ, чтобы повести их в ложном направлении. Позднее партизаны нашли Зеди распятым на баньяне. Узнали его по лохмотьям одежды — труп был обглодан хищниками.
Дней через пять в башу старосты ворвался Рамзимба. Он был очень красив, как кавказец: продолговатое с правильными чертами лицо, энергичный рот, черные дуги бровей, широкие плечи, осиная талия. Горячий, стремительный, подскочил он к топчану, на котором лежал Алекс. Тонкие ноздри Рамзимбы раздувались от возбуждения. Он поднял руку, словно отдавая воинскую честь, но приложил пальцы не к виску, а к губам, потом рывком их отдернул и широко развел рукой, приветствуя Алекса по обычаю нага.
— Мои воины беспокоятся о твоем здоровье, кадонги.
— Спасибо! Все в порядке, — Алекс медленно встал. Голова, еще тяжелая, клонилась вниз. Ему повезло: пуля лишь скользнула по черепу, отхватив край уха.
— Как поживает малыш и жена?
— Хорошо. Ты не тяни. Выкладывай!
Но таков уж обычай нага — лишь вождям можно начинать разговор без предварительного вступления.
— Предатель не ушел от меня. Давай! — крикнул Рамзимба, оборачиваясь назад. — Он навел на вас джапони, крыса поганая!
Вперед вытолкнули человека среднего роста. Губы и реденькая бородка его тряслись от страха.
— Как ты смеешь, — пробормотал он не совсем уверенно. — Я глава рода, староста, кадепео.
— Ты предатель. Надо б голову твою принести сюда, а не возиться с тобой.
— Ты еще пожалеешь об этом! Это твоя голова будет болтаться на моей пике, — повысил голос староста. — Племя встанет на мою защиту. И ты, кадонги, не имеешь права судить меня. Я наследный глава рода и делаю, что хочу!
— Ах ты, негодяй! — вспылил Рамзимба, хватая старосту за грудки. — Дай я покажу ему, кадонги!
— Оставь его! — махнул рукой Алекс. — Пусть предателя судит совет племени. Уведи! Только чтобы не убежал.
— Я за ним послежу. Никуда не денется от меня!
Алекс знал уже этого старосту. Он запрещал воинам своей деревни вступать в партизаны. Зато охотно давал проводников японцам, получая взамен ром и оружие. А кто не соглашался, угрожал сжечь дом и изгнать из селения. Он создал себе сильную дружину, вооруженную японскими карабинами. И вот теперь дошел до открытого предательства. Ладно, совет племени разберется.
— Кадонги, я выручил оки, — виновато потупившись, произнес Рамзимба. — Я не мог не сделать этого. Джапони душили их.
— Правильно поступил, дружище! Сколько их?
— Не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать.
— Пойдем! Хочу посмотреть на них.
— Слабый ты еще. Рано тебе выходить. Умрешь.
— Живы будем, не помрем. Пошли!
На окраине селения выросло несколько новых хижин. Там и поместили американцев. Они лежали бок о бок на циновках. Было очень тихо — ни жалоб, ни стонов. Около ста человек, и ни одного здорового. Американцы безропотно принимали чудодейственные снадобья Гонды. Они не тешили себя никакими иллюзиями и были безучастны ко всему, как манекены.
Это были «матадоры» Мерилла, а точнее — жалкие остатки батальона полковника Генри Кенисена. Батальон попал в ловушку и забрел в местность, кишащую тифозными клещами. Сам полковник и большинство отряда погибли. Оставшиеся в живых тонули в море грязи, с трудом отстреливались от врага. Изможденные, с потухшими глазами, они молили только о скорой смерти-избавительнице.
Партизаны с трудом втолковали осажденным, что блокады больше не существует. Они свободны.
Алексу было искренне жаль американцев. Он приказал сжечь их лохмотья, покрытые тифозной заразой. Выделил охотников для заготовки мяса, затребовал часть риса из имеющихся запасов на базе, приставил к ним Билла для оказания различных услуг.
В последней хижине Алекса подозвал здоровенный детина, помигал ресницами. На его черном, как земля, лице с ввалившимися скулами жили лишь глаза, блестевшие лихорадочным огнем. Он вытащил, поднатужившись, из-под себя помятый берет, приложил его к сердцу и протянул Громову.
— Возьми… На память, — прошептал он.
— Благодарю, друг! Но мне ничего и не нужно.
— Прошу! — глаза у него затуманились. — Не обижай!
— Хорошо, я сохраню на память, — Алекс взял берет. На подкладке прочитал надпись: сержант Лесли Чейз. Больной помигал глазами: я, мол. — Благодарю, сержант!
Днем прибыл гонец от Маунг Джи юный Мбонго, разведчик. Известие оказалось чрезвычайно важным: обнаружено логово Сатэ. Алекс наскоро сколотил группу из оставшихся партизан и мужчин селения и, не мешкая, вышел на подмогу. Головорезов Сатэ нужно взять. Упустишь, потом гоняйся за чертовой бандой.