— Непонятно про закон? Так все просто: чтобы пахари собирали большие урожаи, нужно дать им такую возможность, а не забивать налогами, барщиной, заставляя платить за аренду неподъемные деньги. Только свободный кмет, что работает для себя и во благо своей семьи, отдаст всего себя без остатка труду — видя его результат, осязая его. Но чем богаче пашец, чем больше его урожай, тем больше он платит казне. Да, иногда требуется много денег — и разом; порой прижать кметов просто необходимо. Но если делать это постоянно, взять за правило обирать бедного пашца до нитки, обрекая его ближних на голодную смерть или вечное прозябание… Вы можете обложить его сколь угодно большим налогом, забрать хоть все! Но если забирать уже нечего, сможете ли вы на нем обогатиться? А дав заработать ему состояние и взяв с него лишь разумную долю — разве не получите вы гораздо больше?
— То есть, говоря о законе, восточный мудрец имел в виду справедливый и разумный налог?
— Не только. К примеру, он говорил о справедливом суде. У вас ведь в Республике как: каждый шляхтич хозяин своим людям, каждый судит их как посчитает нужным. Кому-то везет и ему дается рачительный, справедливый хозяин… Но разве многие из дворян сейчас вникают в крестьянские дела? Разве не отдали они свои поместья на откуп безжалостным арендаторам, что закабалили несчастных кметов, не позволяя им и рта открыть в свою защиту? И разве пашец, что ранит или убьет арендатора или, не к ночи будь помянут, шляхтича — разве его не ждет жестокая расправа вне зависимости от того, за что он поднял руку на благородного господина? Защищал близких, вступился за честь жены или дочери, восстал против непосильных поборов — разве хоть кто-то прислушается к его словам, постарается разобраться в ситуации? Конечно нет. Зато господам дано право казнить и миловать. И соверши он расправу по своему усмотрению, пусть даже и над невиновным, пусть даже и ради прихоти — кто его осудит?
— Ваши суждения более пристали романтичному и прекраснодушному юнцу, а не опытному убийце, чей выбор обернулся смертью десятков тысяч людей.
— Я добивался независимости своей страны во имя ее будущего. И раз такова цена…
Шляхтич усмехнулся:
— Цель оправдывает средства?
— Да, оправдывает… Вопрос только в том, какая цель и что за средства… Но я не закончил. Вот скажите, герцог, Творец создал человека — или человека-хозяина и человекоподобного раба?
— Человека.
— Так почему сейчас одни младенцы рождаются в благородной и власть имущей семье, а другие — в дикой и бесправной нищете кметов? Но разве в Его замысле было так, чтобы одни подчинили себе свободу, волю и жизнь других, распоряжаясь ими, словно скотом? Продавая, меняя или проигрывая в карты? И разве они не одинаковы при рождении — младенец благородный и младенец-кмет?
— А вы не видите в этом Его волю — что одни от рождения имеют достаток, а другие нет?
— Я вижу Его волю в том, что люди рождаются равными друг другу. А все то, что, мы друг с другом творим, ложится на нашу совесть. И что бы мы ни делали — в конце пути всех нас ждет справедливый суд. Его суд.
— Так пусть бы Он…
— Что? Сам правил? Воздал нам за все злые дела в этой жизни? Но так оно и происходит; каждый получает то, что в конечном счете заслужил. Правда, перед расплатой заблудшим и ошибающимся дается бесконечное множество шансов измениться и изменить свою жизнь, сделать правильный выбор… Мы ведь каждый день делаем выбор, выбор между добром и злом, пусть даже и в мелочах… А Он до последнего милует нас в надежде, что человек в какой-то миг одумается. И Он правит — но в собственном Царстве, из коего когда-то были изгнаны люди. И в которое попадают лишь те избранные, что сумели прожить честно эту жизнь, сохранив в себе Его образ.
На некоторое время в каземате воцарилось молчание. Первым прервал его Золот:
— Неплохая проповедь. Разве что немного странно слышать ее из ваших уст.
— Как я уже сказал, у меня была цель.
— И вот где вы оказались, — лех повел рукой вокруг себя, — в конце своего пути.
— Пусть так.
— Вот вы говорите о несправедливости жизни лехов… Но разве в других государствах правят как-то иначе? Может быть, в Ругии, Ванзее, Лангазском союзе, Италайе? Разве там нет господ и кметов, всецело им принадлежащих?
— О Ругии не говорите, там все честнее.
— Это как?
— Люди свободны, их судят специально назначенные базилевсом люди, и налоги они платят умеренные, в государственную казну. А местные дворяне имеют с них ровно столько, сколько необходимо для покупки вооружения и крепкого коня. О личной зависимости и праве суда там никто и не слышал. Кстати, вы помните, как появилось рыцарское сословие?
— Будьте любезны, освежите память.