План D накануне

Тогда он нанял сыщика проследить за ним. Именно в тот момент ему оказалось недосуг, взял себе половину денег, а на вторую нанял знакомого околоточного надзирателя. Надзиратель, полупьяный, выслушал вполуха, при случае озадачил городового, пообещав, если что, шкуру спустить. Так толком и не поняв, за кем следить, тот ошивался подле лечебницы, видел, разумеется, его, видел и пять раз за день покинувшую обитель и возвратившуюся служащую, видел, как дворник привёл ночью девку из катакомб, как один из пациентов ровно в полночь влез на кирпичный столб садовой ограды и стоял на нём минут двадцать, как рано утром к клевавшему носом объекту подошёл почтальон и они долго о чём-то спорили, как в ожидавшую его коляску стремительно проследовал импозантный доктор, с тростью и в касторовой шляпе, как со стороны Херсонской недалеко от калитки в тени колонны из ниоткуда возник невысокий человечек в потрёпанном фраке и гротескно маленьком котелке, стоял там, никем не замечаемый, пока к нему из-за дерева не подошёл один в характерном больничном платье, какое-то время они шептались и в конце изнутри передали некое письмо, как пошёл сильный дождь, словно сконцентрированный над лечебницей и разжиженный к прохожим частям, и внутри сада всё будто бы сжалось, пережидая, как сбежавший от гувернантки мальчишка в бриджах, чулках и сюртучке чрезвычайно ловко взобрался по чугунным прутам и перемахнул за ограду, откуда его долгое время вызволяли.

На другой день они распределились на вахты. Работали по три часа, в день по две смены. Сломали каменный верх, потом начали обкапывать уходящую под землю кладку, помалу расширяя ров вокруг и отбивая мостовину. Углубляясь на три мехеленских фута и расширяясь на шесть, грузили поднятую «породу» в две тачки и отвозили в угол двора.

— Не сочти за невежество, я тут по случайности на твои часики глянул, так они у тебя в обратную сторону идут. У меня, когда в голове прояснилось… думаю, пусть порешит меня Принцип, но спросить спрошу.

Он помалкивал. На его часики он глянуть не мог, при нём он ни разу их не светил. К концу второго дня в яме уже можно было похоронить архив жандармов в отношении сектантов и крестьянского вопроса. Дно приближалось, оно будет там, где они решат.

— Все стареют, а я молодею, — небрежно, упуская заступ.

— Так с чего ты это вообще? Сколько знаю, такие не на каждом углу торгуют.

Человек определённо из лиги Вердикта. Для него разбойничать означало нечто большее, нежели обогащение наиболее коротким и понятным путём. В основном психические процессы, те самые ситуации, на которые ещё можно успеть повлиять, да вот какая штука, применимость сомнительна, и не то чтобы тёмные налётчики при царе Александре так уж теоретизировали и разнимали на составляющие эргодическую гипотезу, но держали курс, да, что-то вроде, ориентировались, воспринимая на свой лад причастия ко всему такому, раздаваемому только в пересыльных тюрьмах и у спонтанных наставников не в палестинах. Словом, у прошлого и у будущего ему виделась очевидная неравноценность, а кто умел не только разбивать витрину, но и возвращать всё как было, по мнению Ремигиуша, всегда выигрывал. Некоторое время рыли молча.

— Такие носят все члены клуба, в котором я состою.

— Ты состоишь в каком-то клубе?

Он понимал больше, чем показывал, в нём скрывался ряд глубоко развившихся эмоций, Принцип старался об этом не забывать.

— Да, что здесь тебя изумляет?

— По нашему профилю?

— Да, самоубийц.

Настала его очередь отбрасывать, он замер. Кобальт по окончании смены старался не уходить от ямы далеко. При упоминании о членстве он приободрился, подался вперёд, внимательно вслушиваясь.

— Какого рода ассоциация?

— Всё как у всех, — не прерывая работы. — Собираемся иногда в секретном месте, подписываемся кровью, приносим жертву трубадуру Гаваудану, свально совокупляемся, один, кому выпал жребий, кончает с собой на глазах у других.

— Что за жребий?

— Запрещено уставом.

— Как-то он избирательно.

— Его ещё и читать надо с зеркалом, тёмный стиль.

— У тебя, как я понимаю, ещё в этом мире не все дела закончены.

— А мы всё успеем, если ты хайло закроешь наподольше.

— А что, Принцип, тебе, скажи, уже надоело? — тон сделался иным, он перестал выведывать.

— Думаешь, ты подходящ для таких излияний?

— Ну а почему нет?

— Сам посуди, вступает ли человек в клуб самоубийц, если ему нравится жить?

Утром сестра велела ему явиться для решения назревших тематических вопросов. С сильным опозданием поскрёбся отправленный секретарь Михаил, сказал, что самого сегодня ждать не приходится. В спальне медитирует на предательство Иуды и по всяким едва ли важным вопросам отрываться ему недосуг.

— Я не потерплю такого к себе обращения и поведения, — притворив за собой дверь, буравя взглядом покой, загремела она.

— С собой обращения, с собой, а к себе отношения, — с усталым, но терпеливым видом, не вынимая ладоней из-под головы, подумывая изобразить зевок.

— Да как ты смеешь, словоёрсная дрянь, меня поправлять? А ну встать, когда перед тобой стоит женщина!!!