План D накануне

В ответ он отломил кусок, обмакнул в блюдо и подал со словами:

— Что делаешь, делай скорее.

Но он, отуманенный алчностью, отнюдь не раскаялся. Вышел из-за стола и, бросив прощальный взгляд, отправился по своим делам. Они проводили его молчанием, когда спина предателя скрылась, с ненапускным облегчением И. воскликнул:

— Ныне прославится сын человеческий, и Бог прославится в нём. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. И по любви этой вы образуете общество и по любви этой будете определять, что были учениками моими, даже после тысячи реинкарнаций.

Завесь из полуматериализовавшихся ангелов — хоть какое-то доказательство и немаловажная гарантия. Впереди стола суетятся неближайшие ученики, второй эшелон, от семидесяти, на подносе, следят, чтобы всего хватало, чтобы бокалы не пустели. Позади пара девушек, блудницы, к прокуратору не ходи. Трёхуровневые подносы на витых палках. Ноги можно обмывать хоть двадцать раз, там приполз специальный человек с бадьёй и знает своё место. Христа уже два, а то и четыре и на каждого по аилу. Горница вмещает сколько угодно празднеств, чёрные стены внутри на ладонь шире, чем снаружи, потолок из балок, они темны от жара дюжины очагов. Кто ближе к учителям, начинает уже светиться вокруг скальпа, трек идёт по предначертанному. Все понимают, что он наконец-то уходит от них. В утешение устанавливает таинство причащения его тела и крови. Берёт хлеб, в зеркальном отражении в присоседившихся пространствах это повторяют все и, благословив, преломляет, и, раздавая ученикам, говорит: приимите, ядите; сие есть тело мое. И взяв чашу и благословив, подаёт им и говорит: пейте от нея все; ибо сия есть кровь моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Все едят хлеб и пьют вино. Рука предающего меня со мною за столом, впрочем, сын человеческий идет по предназначению… Я умолю отца, и даст вам другого утешителя, да пребудет с вами вовек, духа истины. Утешитель же, дух святый, которого пошлет отец во имя мое, научит вас всему…

Заплатка на горе 80 на 80 шагов молотобойца, таинственные тени, лунный свет, всё сворачивается и разворачивается по-иному. Вдруг с небес ударил луч, ничего общего с геометрической оптикой, но — трудно с этим спорить, ведь есть глаза, — он имел конечное угловое распределение, и это здесь. Свет искал проповедника, человека среди олив неприметного, худого и измождённого. Вдалеке возникла арка из камня, за ней огни. По воле Бога-отца время в данный миг приструнило коней, точь-в-точь как в хартии. Дрочащие передерживали, алкающие не были удовлетворены, спящие блаженствовали, беспечные духи не так неслись над битвами и неким образом выражали изумление, неочевидный угол зрения, ловили момент. Опасная и мрачная ночь, обездвиженные спецслужбы рванут вперёд, как только отпустит. Преломление потока на границе двух прозрачных сред — атмосферы Земли и радужки Христа. Он то смотрел вверх, то перед собой, не смел поднести ладони к лицу, огорчить его, дрогнуть, дать понять, что больше не хочет следовать плану, что довольно уже и покалеченной жизни Искариота, что этот сад не то самое место. Там, среди прекрасных деревьев, он молвил ученикам: посидите тут, пока я пойду, помолюсь там. Взял с собою Петра и обоих Зеведеевых, ушёл и начал скорбеть и тосковать. Душа моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со мною. И отойдя немного, упал на лицо своё, молился и говорил: отче мой! если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, не как я хочу, но как ты. И пришёл к ученикам, и нашёл их спящими.

— Собираюсь возложить на тебя социальную роль, что придётся нести сквозь века, а там ожидается многое.

— Так и знал. Оставление друга в беде или государственная измена?

— Да.

— Но почему, Господи? Почему именно я должен подставляться?

— А я вообще должен смертью что-то там искупать, отец наставил, — в голосе прозвучала нотка золотой молодёжи. Если кто и имел право опереться на могущество родителя, устроившего жизнь с высокого поста, давая мзду, где нужно, закрывая глаза на праздники, в данном случае весьма капризные… Особые орудия провиденциального акта, общий личный демон у народа, обязанного это стерпеть. Он первый, потом перерыв, потом Директория, состав и компетенция, почти девиз, у него, помимо целесообразного действия высшего существа, на гребне промысла. — Но у нас же без доноса ничего с места не сдвинется. Есть там такие первосвященники. Иди, только не торопись, хочется оттянуть этот миг.

— Да что за дела, я и так весь век за общественные тетрадрахмы, за которые все эти сборища, крайнего нашли?

— Это предрешено свыше.

— Ну возьми своего Петра.

— Не могу, тогда у него не выйдет сделаться папой Римским.

— Правильно ли понимаю, сейчас я должен…

— Да что угодно, — перебил он, — только уходи отсюда, то есть, ммм… с вечери, потом объясню, что это… приснюсь уже, наверное.