Планета Ка-Пэкс

— Ладно. Прошел год с тех пор, как вы ушли с той реки. Семнадцатое августа 1986 года. Где вы сейчас?

— В швеции.

— Вам там нравится?

— Очень. Люди тут больше, чем где бы то ни было, похожи на капэксиан.

— В каком смысле?

— Они менее воинственны и более терпимы к своим соплеменникам, чем в тех странах, где мы побывали.

— Семнадцатое августа 1987 года.

— Саудовская аравия.

— Семнадцатое августа 1988 года.

— Квинсленд, австралия.

— Семнадцатое августа 1989 года.

— Боливия.

— Семнадцатое октября того же года.

— Соединенные штаты. Индиана.

— Семнадцатое декабря.

— Нью-йорк.

— Семнадцатое февраля 1990 года.

— Психиатрическая больница лонг-айленда.

— Семнадцатое мая.

— Манхэттенский психиатрический институт.

— В настоящее время.

— То же знакомое место.

— И ваш друг все это время с вами не разговаривал?

— Ни единого слова.

— А вы пытались с ним говорить?

— Время от времени.

— Можно я попробую?

— Пробуйте себе на здоровье.

— Мне нужно его имя. Мне будет намного легче, если я буду знать, как мне к нему обратиться.

— Этого я сделать не могу. Но я могу дать вам подсказку. Он умеет летать.

— Летать? Его зовут Фред?

— Бросьте, доктор, вы способны на большее. Неужели, кроме самолетов, ничего не приходит на ум?

— Он птица? У него имя птицы?

— Очко!

— Хм, хм… Дональд? Вуди? Джонатан Ливингстон?

— Но ведь это не настоящие птицы, джин, верно?

— Мартин[33]? Джей[34]?

— Становится те-е-епле-е-е-е-е-е!

— Робин[35]? Роберт?

— Отлично сработано, доктор брюэр. Остальное в ваших руках.

— Спасибо. Я хотел бы поговорить с ним прямо сейчас. Вы не против?

— С какой стати? — Неожиданно прот (Роберт) обмяк в своем кресле. Руки его безвольно упали вдоль туловища.

— Роберт?

Молчание.

— Роберт, это доктор Брюэр. Мне кажется, я могу вам помочь.

Молчание.

— Роберт, послушайте меня. Вы пережили страшный шок. Я понимаю вашу боль и ваше страдание. Вы меня слышите?

Молчание.

И тут я решил пойти на риск. Зная прота и от него зная кое-что о Роберте, я никак не мог отбросить мысль о том, что, даже если он действительно убил или покалечил кого-то, это почти наверняка был несчастный случай, а еще вероятнее, самозащита. Все это, конечно, было не более чем мои домыслы, но это было все, чем я тогда располагал.

— Роберт, послушайте меня. То, что с вами случилось, могло случиться с кем угодно. Этого не надо стыдиться. Это естественная, запрограммированная у людей реакция. Это в наших генах. Вы понимаете? То, что вы сделали, мог совершить любой. И любой в состоянии понять то, что вы сделали и почему вы это сделали, и простить. Я хочу, чтобы вы это поняли. Если вы подадите мне знак, что вы меня слышите, мы сможем об этом поговорить. Нам пока не надо говорить о том, что случилось. Мы будем говорить только о том, как помочь вам справиться с вашим горем и ненавистью к самому себе. Вы не хотите говорить со мной? Вы не хотите, чтобы я вам помог?

Несколько минут мы сидели молча: я ждал, когда Роберт хотя бы едва заметным жестом даст мне знать, что он услышал мой призыв. Но у него на лице не дрогнул ни единый мускул.

— Я хочу, чтобы вы обо всем этом поразмыслили. А через неделю мы поговорим, хорошо? Пожалуйста, доверьтесь мне.

Молчание.

— А теперь я хочу поговорить с вашим другом.

Мгновение, и передо мной снова был прот: глаза широко раскрыты, улыбка до ушей.

— Приветик, джини. Давненько не виделись. Как делишки?

И мы поговорили немного о наших первых встречах в мае, которые, как выяснилось, он помнил до мельчайших подробностей, словно в голове у него работал магнитофон.

Я вывел прота из состояния гипноза и отправил его назад во второе отделение. Он был, как обычно, в прекрасном настроении и не помнил абсолютно ничего из того, что только что произошло.

В тот же день, после полудня, в нашей лекционной комнате проводился семинар, но я из того, что на нем говорилось, не слышал ни слова. Я обдумывал, как бы увеличить число моих бесед с протом (Робертом). К сожалению, в конце этой недели и в начале следующей у меня были важные дела в Лос-Анджелесе, назначенные еще несколько месяцев назад, отменить которые было просто невозможно. Но я подозревал, что и дюжины бесед будет недостаточно. Чтобы во всем этом разобраться, может быть, не хватит и сотни. И хотя теперь я знал его имя, я не был уверен, что это существенно поможет нам в наших поисках. Правда, то, что случилось, обнадеживало в другом плане: появилась трещина в броне, намек на то, что Роберт готов идти нам навстречу и помочь собственному выздоровлению. Но оставалось всего две недели до «отбытия» прота. Если мне до этого времени не удастся до него достучаться, будет уже поздно.

— Его зовут Роберт «такой-то», — сказал я Жизель после семинара.

— Отлично! Сейчас проверю мой список.

Жизель склонилась над длинной компьютерной распечаткой. Ее профиль был само совершенство, вроде тех, что используют в рекламах.