Планета Харис

- Завтра они будут воссозданы,- обещал он,- а сегодня я хочу рассказать историю нашей цивилизации вам. Людям она покажется странной и мрачной... Не у всех ваше мужество и способность уважать непонятное. Даже если оно совсем чуждо. Людям легче будет услышать это от вас - человека, психолога, врача. Вы меня понимаете?

Я кивнул головой. Этот день навсегда останется в моей памяти свежо и остро, как если бы это было сегодня, может быть час назад.

Мы ходили у шумящего океана. Бушевали пенящиеся буруны, разбиваясь об изъеденные солью прибрежные скалы, пронзительно и резко кричали птицы, стремительно неслись над океаном и лесом тяжелые облака, снижаясь от своей тяжести чуть не к самой воде.

Семен Семенович рассказывал. Все, что он говорил, было так странно, так непонятно, что я сомневался, смогу ли я это вразумительно рассказать своим товарищам завтра или в последующие дни. Я слушал и все примеривался, как я расскажу об этом.

Я так и не понял до конца этих странных существ.

Их развитие как существ разумных началось с архитектуры. До этого они жили инстинктом, огромными скоплениями, где разделение труда было чисто биологическим. Отдельная личность не имела никакого значения - чисто условное существование, только винтик в огромной, слаженной машине, клеточка в чудовищно разросшемся организме. Отдельная жизнь не ценилась даже самой этой жизнью.

Бессмертие вида - вот к чему они инстинктивно стремились, чему приносили в жертву каждого в отдельности.

- Ни на животной, ни на разумной ступени развития у нас никогда не было царей или цариц,- рассказывал Семен Семенович,- мы вообще никогда не знали тиранов, у нас это невозможно. Мы никогда не знали войн - у нас это невозможно. Мы никогда не могли убить себе подобного, хотя старательно удалялось все, не нужное сообществу.

Я позволил себе перебить его:

- Как это - удалялось, куда?

- Удалялось из колонии... Ну, изгоняли, что ли.

- Без права вернуться?

- Да, конечно.

- Отдельно они могли существовать - на той стадии развития?

- Нет, в одиночку наши предки погибали.

- Значит, все же убивали.

По его лицу словно тени прошли.

- Пусть так,- неохотно согласился Семен Семенович.

- Кого-нибудь у вас чтили больше, чем других?

- Мать. Ту, что давала жизнь.

- Простите, харисяне - живородящие или яйцекладущие?

- Все мы вышли из яйца,- туманно ответил Семен Семенович. Я не стал уточнять.- Мать клала яйца. Кстати, тогда харисяне были значительно мельче, величиной с ваших пингвинов. Свой рост и внешний вид они усовершенствовали впоследствии направленной изменчивостью. По своим понятиям красоты и целесообразности.

- Фактически мать и была вашей царицей,- предположил я.

- Нет, нет,- категорически возразил Семен Семенович.- Мать сама подчиняется мудрой силе общины, как и любой из его членов. Если она не могла, как это следует, исполнять обязанности рода, ее заменяли другой.

- А мать прогоняли?

Семен Семенович глянул на меня укоризненно.

- Ни мать, ни любого полезного члена общества, заболевшего или состарившегося, у нас не изгоняли даже на заре цивилизации. Их заботливо кормили, за ними ухаживали до их естественного конца. Изгонялись лишь...Семен Семенович запнулся. До чего ему не хотелось об этом говорить. Но я, видимо, должен был знать, и он продолжал рассказывать.- Изгонялись непохожие...

- Что?

Я был потрясен до глубины души и только смотрел на него молча и с ужасом.

- Вот почему наше развитие, как существ разумных, началось с архитектуры. Заботиться о красоте и рациональности постройки, в которой живет и трудится род, нам было присуще всегда. Потом уже развились математика, механика, физика, химия, биология, медицина, география, астрономия и другие науки. Науки у нас развивались быстро и скоро. Об ученых заботились, как и о матери.

- А искусство? Есть у вас искусство? - потрясенно вскричал я. Семен Семенович грустно покачал головой.

- У нас могло бы быть искусство, как и у землян. Но мы не дали ему развиться. Как и на заре цивилизации, так и в ее расцвете харисяне последовательно и настойчиво уничтожали все непохожее. А искусство - это и есть непохожее...

Познавший Землю оживился.

- На Земле самое трудное для меня, чего я никак не мог понять, это искусство. Не правда ли, и для человечества искусство есть что-то непонятное, неразгаданное и в этом именно сила искусства.

- Как непонятна и неразгадана душа человека,- сказал я,- которую пытается отразить искусство.

- Душа? Я понимаю, что вы подразумеваете под этим. У харисян коллективная душа. Душа вида, и она эволюционировала вместе с видом.

- Разве это возможно?

- Значит, возможно.

- Семен Семенович, а что же вы делали с непохожими при развитой цивилизации? Ведь они продолжали появляться на свет! И уже могли, наверное, переносить отчуждение от общества.

- Безусловно, и потому общество не могло допустить их существования... с их странными взглядами, непостижимыми поступками и действиями.

- Их убивали?

- Я уже говорил вам: харисяне не могут убивать. Они... умирали сами.

- Почему?