Планета мистера Заммлера

Эмиль снял фуражку, чтобы защитить глаза, и посмотрел на быстро летящий самолет, устремив в небо свой длинный мясистый ломбардский нос. В его североитальянском лице, обтянутом плотной кожей, ощущалось что-то волчье. Может быть, не зря Уоллес говорил, что на самом деле он Эмилио – маленький, но свирепый шофер мафиози. Сейчас для него настала та пора, когда крепкий человек начинает выказывать старческую слабость. Это было видно по ссутуленным плечам и по глубоким морщинам на шее. Как водитель превосходной (пожалуй, даже лучшей из всех) наземной машины, Эмиль не собирался соперничать с самолетом. Убедившись в том, что ни одна пуговица на его одежде не поцарапает полировку, он прислонился к крылу и скрестил руки. Сняв пахнущую волосами фуражку, похлопал себя по террасам морщинистого лба.

– Похоже, он хочет получить снимки с разной высоты. Сейчас вот летит низко.

– Я буду рад, если он не врежется в дом.

– Тогда он побил бы собственный рекорд после вчерашнего потопа. Думаете, это был не предел?

Мистер Заммлер достал сложенный носовой платок и просунул его под линзу, прежде чем снять очки. (Ему не хотелось, чтобы Эмиль видел его уродство.) Не стоило так долго смотреть на солнечное небо: глаза заболели.

– Как знать? Вчера он сказал мне, что это его подсознание вскрыло не ту трубу.

– Да, мне он тоже говорит такие вещи. Но я работаю у Грунеров восемнадцать лет и неплохо знаю парня. Он очень, очень переживает из-за доктора.

– Согласен с вами. И все-таки этот самолетик… Помесь гладильной доски с миксером… Эмиль, а вы семейный человек? У вас есть дети?

– Двое. Уже взрослые, отучившиеся.

– Они любят вас?

– Ведут себя так, будто любят.

– Уже хорошо.

Заммлер заподозрил, что не успеет вовремя попасть в Нью-Йорк. Элья плюс ко всему попросил его заехать домой за газетными вырезками, а это может отнять много времени. Однако не следовало беспокоиться из-за всего сразу. Мотор Уоллеса зашумел еще громче. От такой атаки на мозг у мистера Заммлера заболела голова. Травмированный глаз ощутил давление. Воздух словно бы раскололся на две половины. Раздражающий шум – с одной стороны, странное движение и коварная яркость весны – с другой.

Губительно сверкающий, желтый, как птичий клюв, самолет марки «Цессна» опять пролетел над домом – совсем низко. Деревья под ним заметались.

– Еще чуть-чуть, и он врежется в крышу.

– Думаю, он не может продолжать опускаться и одновременно фотографировать, – предположил Эмиль.

– Сейчас он однозначно подлетел к дому ближе, чем предусмотрено правилами.

Самолет уменьшился, взмыв вверх и накренившись. Шум мотора почти стих.

– По-моему, сейчас он едва не задел трубу.

– Это только нам с земли так показалось, – сказал Эмиль.

– Напрасно ему дали лицензию.

– Он улетел. Думаю, это все.

– Тогда поехали?

– В одиннадцать я должен привезти уборщицу… Слышите? Телефон звонит.

– Шула возьмет трубку. Она в доме, – ответил мистер Заммлер.

– Ее нет. Я видел ее, когда подъезжал. Она шла по дороге с сумочкой в руках.

– Куда?

– Не знаю. Может, в магазин? Я возьму трубку.

Оказалось, звонили Заммлеру. Это была Маргот.

– Привет, – сказал он ей. – Ну и?

– Мы открыли ячейки.

– Все так, как Шула сказала?

– Не совсем, дядя. В первом ящике была одна из ее сумок. Внутри то, что она обычно за собой таскает: старые номера «Кристиан сайенс монитор» и «Лайф» да еще какие-то вырезки. Много литературы о студенческих протестах. Про организацию «Студенты за демократическое общество». Доктор Лал был шокирован. И очень огорчен.

– Ясно, ну а что же оказалось во второй ячейке?

– Слава богу, рукопись.

– Целая?

– Думаю, да. Он сейчас ее просматривает. – Маргот отслонила лицо от трубки и крикнула в сторону: – Страницы не вырваны? Нет, дядя, он говорит, что нет.

– О, я так рад! За него, за себя и даже за Шулу. Но где же та копия, которую она сделала у Видика? Наверное, лежит где-то в другом месте или потерялась. В любом случае доктор Лал, надо полагать, счастлив.

– Еще бы. Сейчас он отошел: будет ждать меня у аппарата с газировкой. На вокзале такая толчея!

– Жаль, что утром ты ко мне не постучалась. Ты же знала, как мне нужно в город.

– Дорогой дядя Заммлер, мы об этом подумали, но в машине не было места. Мне кажется, или вы сердитесь? У вас раздраженный голос. Мы могли бы подбросить вас до станции…

«Это тебя мы с Лалом могли бы подбросить до станции», – подумал Заммлер, но промолчал. Сердился ли он?! Еще как сердился! Но даже сейчас, несмотря на давление в черепе и боль в глазу, он не хотел быть резким с племянницей. Да, у нее свои цели, свои женские насущные потребности. Это притупляет чуткость к чужим нуждам. Немудрено, что она не подумала о том, в каком он сейчас напряжении.

– Говинда очень спешил. Не хотел ждать. А поезда сейчас ходят быстро. К тому же я звонила в больницу, говорила с Анджелой. Элья чувствует себя по-прежнему.

– Знаю. Я разговаривал с ним самим.