Планета мистера Заммлера

Отнеся полотенца, сухие и мокрые, на кухню, Заммлер отрезал несколько кусочков салями большим поварским ножом. (Маленьких ножей Маргот не держала. Только огромные. Даже лук ими чистила.) Сделал сэндвич. Со своей любимой английской горчицей «Колменз». Захотел налить себе низкокалорийного клюквенного сока, который покупала Маргот, но не нашел ни одной чистой чашки. Пришлось пить из бумажного стакана, противно отдающего воском. Заммлер торопился: времени мыть и вытирать посуду не было. Перейдя Бродвей, он вошел в дом, где жила Шула. Позвонил, постучал. Крикнул: «Шула, это папа! Открой! Шула?» Нацарапал и сунул под дверь записку: «Срочно позвони мне». Потом спустился на лифте – совсем ржавом, черном – и открыл никогда не запиравшийся почтовый ящик дочери. Ящик был полный. (В основном всякая рекламная ерунда. Никаких писем.) Значит, Шула, не забрав почту, куда-то уехала. Может, в Нью-Рошелл? Грунер дал ей ключ от дома. Сама она предлагала ключи от своей квартирки отцу, но он отказался. Боялся войти, когда она не одна. Встречи с таким мужчиной, какой мог у нее быть, следовало избегать. Несомненно, время от времени она с кем-то спала. Может, для улучшения цвета лица. Заммлер как-то раз слышал от одной женщины, что заниматься сексом нужно хотя бы в косметических целях – чтобы не возникало проблем с кожей. У Шулы кожа всегда была чистая, чем она очень гордилась. Но разве узнаешь, чем люди, индивидуумы, на самом деле занимаются вдали от посторонних глаз?

Вернувшись домой, Заммлер спросил Маргот:

– Ты Шулу не видела?

– Нет, дядя Заммлер, не видела. Кстати, вам звонил зять.

– Айзен?

– Я сказала ему, что вы поехали в больницу.

– Чего он хотел?

– Повидаться, наверное, чего же еще? Жаловался, что в Израиле никто его не навещал. Ни Элья, ни вы. Мне показалось, он действительно обижен.

Маргот так пылко и с такой готовностью жалела всех подряд, что на ее фоне окружающие казались себе бессердечными.

– А как Элья? – спросила она.

– Боюсь, нехорошо.

– Ой, я должна зайти к нему, бедненькому.

– Может быть, но только ненадолго.

– Не беспокойтесь, я его не утомлю. А Шула – мне кажется, она не хочет видеться с Айзеном. Боится, что очень ранила его, когда вы заставили ее уехать.

– Я не заставлял, она сама была рада. И Айзен, по-моему, тоже. Он о ней спрашивал?

– Даже имени ее не упомянул. Зато говорил о своей работе. О картинах. Он ищет мастерскую.

– Трудно будет найти. Уж очень много здесь художников. Разве что чердак какой-нибудь снимет. Впрочем, ему подойдет. Если он воевал в Сталинграде, то сможет перезимовать и на чердаке.

– Он хочет поехать в больницу и нарисовать Элью.

– Это мы должны любыми средствами предотвратить.

– Дядя Заммлер, я готовлю шницель. Вы будете?

– Нет, спасибо, я уже поел.

Держа в трясущейся левой руке лупу, Заммлер стал набрасывать на бумагу дрожащие прозрачности. От настольной лампы за словами, которые он писал, тянулись стекловидные ядра света.