Планета семи масок

— Еще нет, — возразил Гийом. — Я не могу в это поверить. Не могу поверить, что люди средневековья были правы. Не могу поверить, что мы сами как в средневековье, что все это было забыто, и мы вновь открываем забытое.

…День ото дня Земля росла на их экранах: булавочная головка, шарик, золотистый или темно-синий плод, весь в пестрых бликах. Потом они увидели Луну. Траектория их движения была математически безупречной. Они мечтали, как однажды огромная невидимая рука усадит их на зеленый луг. Или, вдруг оробев, оставит на подходе к Земле, а они вызовут оттуда базу, и когда за ними прилетят, поведают спасителям свою историю.

Но иногда сомневались, стоит ли ею делиться. Они обсуждали этот вопрос очень долго, но к согласию не пришли. Они часто меняли мнение и бросались защищать ту точку зрения, которую разносили часом раньше. Отыскивались все новые «за» и «против».

— Это очень важно, — горячился Андре. — Мы не имеем права умалчивать об этом.

— Нам не поверят, — возражал Гийом. — Кстати, может он и не хочет вовсе, чтобы о нем упоминали.

Запутавшись в предположениях насчет могущества заклинания, они сделали попытку провести анализ качеств мелового круга, и незаметно для себя оказались в небе Земли.

Тут Гийом заметил кое-какие странности.

— Небо пустое, — сообщил он. — Никаких ракет. Никаких спутников.

Трое склонились над экранами. В небе было чисто. Но планета была несомненно Землей. Они узнали очертания континентов и облака — лицо и маску планеты, — внутренние моря, сверкающие, как глаза среди гор-век. Корабль тормозил. Они тихо опускались вниз.

— Ничего не узнаю, — сказал Гийом. — Америка. Должны же быть видны города!..

Спустя несколько часов они проплыли над Европой. Они летели совсем низко, за обшивкой свистел воздух.

— И я ничего не узнаю, — странным голосом проблеял Андре.

Стрелка альтиметра была почти на нуле. Они уже различали леса, пашни, непривычные постройки. Потом увидели город. И поняли, что именно он был их целью. Город под ними выглядел невероятно. Низенькие дома лепились друг к другу так, что невозможно было различать улочки. Они спустились еще ниже и увидели толпы странно одетых людей, горбатые крыши зданий их поразили. Над городом возвышались башни из резного камня, вокруг вились крепостные стены, и им показалось, что они поняли.

Они уже не сомневались, что поняли, когда увидели оживление в городе и костры на главной площади, принятые ими поначалу за прожекторы. Корабль был достаточно низко, чтобы рассеялись последние сомнения. Они почти слышали рев толпы, звон колоколов и лязг оружия, ударявшегося о стены.

Они плыли над самой землей. Корабль опускался медленно, словно воздушный шар.

— Время, — прохрипел Гийом. — Не только пространство, но и время. Он приволок нас к себе.

— Как они нас примут? — сипло спросил Бартелеми.

Остальные пожали плечами. Дым костров заволок экраны.

В это мгновение из почти стершегося под их ногами мелового круга донесся гнусный, издевательский смешок.

перевод А. Григорьева

Марсель Баттен, Мишель Эрвен Море, время и звёзды

Старый Хари поспешно вскакивает с кресла-качалки. Он остался один на беленой известью террасе. Клацая вставной челюстью, он отпускает в адрес внука пару крепких ругательств — тот забыл разбудить деда после сиесты, и Хари едва не пропустил старт корабля.

Несмотря на хромоту, он может ходить довольно быстро. Бесформенная линялая шляпа натянута на лысый череп до самых бровей. Полы распахнутой жилетки трепыхаются от горячего дыхания южного ветра. Ворот его желтовато-зеленой рубашки тоже расстегнут, и из него торчит морщинистая, как у кондора, шея.

Он идет, загребая больной ногой, по залитой ослепительным полуденным солнцем улице. Позади него лениво трусит длинноногий рыжий пес. Монотонно-прямая улица с домами, дающими скудную тень, безлюдна. Бетон раскален, и токи горячего воздуха от него размывают далекие контуры строений. Весь городок уже давно собрался на площади и на набережной, откуда открывается вид на песчаные просторы мыса Кап Канаверал.

Ему остается пройти всего несколько сотен метров до угла, чтобы свернуть на площадь и влиться в любопытствующую толпу, когда до его слуха доносится неровный чихающий шум двигателя.

Мальчишкой Хари любил мастерить планеры — он приклеивал к тоненьким палочкам из бальзы бумагу, которая, подсохнув, звенела, как барабан. Планеры взмывали вверх на восходящих потоках воздуха и парили в небесах, иногда на довольно большой высоте, но жизнь этих хрупких конструкций была эфемерна. Когда он подрос, то увлекся более совершенными авиамоделями с жужжащими, как шершни, микромоторчиками. Сколько часов он провел, закинув голову до боли в шее, гоняя свои самолетики по кругу с помощью корда. Он был одинок в своей страсти — пришли времена, когда реактивные лайнеры вытеснили со всех пассажирских линий самолеты с поршневым двигателем, и те стали частными воздушными автомобилями, удобными и относительно быстрыми, хотя безбожно устарели.