Планета семи масок

Двое мужчин молчат. Может, они понимают или смутно догадываются, что движет экипажем звездолета, но им невдомек — и Хари надеется, что они так и не узнают о том, что отвага звездолетчиков подогревается фантастическим вознаграждением за их труды. Эти двое думают об опасностях, хотя не подозревают, как далека цель путешествия. Хари не хочется их разочаровывать — путешествие будет долгам, но не столь трудным, какими были полеты первых космических кораблей, почти все известно, рассчитано, предусмотрено, и рискуют они меньше, чем пилоты, едва поднимавшиеся над самой травой. Они слушают, но, кажется, ничего не слышат.

* * *

Звездолет скрылся из виду, толпа зашевелилась и медленно потекла к ним. Шериф повернулся к французам. Те вместе с Хари уже оттащили самолет на обочину.

Хари берет французов за руки и ведет в город. Люди смотрят на них с любопытством, удивляются их одежде, необычному виду самолета. Они толпятся вокруг и почти тут же идут дальше — зрелище быстро надоедает им. Шериф ворчит, что следовало бы отправиться в его кабинет, но скоро, пожав плечами, тоже уходит. А Хари тащит за собой пилотов, похожих на медведей в своих мохнатых унтах.

* * *

«Из другого времени», — эта мысль еще тогда мелькнула у него. И только теперь, шагая вдоль улицы, он понимает всю невероятность ситуации, которую предчувствует только он и которую надо объяснить этим двум. Тем более, что вот этот со шрамом, Нюнжесер? Коли? спрашивает глухим голосом, какой идет год. Хари отвечает и повторяет, чеканя каждый слог: twenty — twenty — one, две тысячи двадцать первый. Они молчат, пытаясь осмыслить его слова, и, удивляясь, продолжают идти рядом. Он неторопливо и заботливо расспрашивает их, словно заболевших детишек. Как прошло их путешествие? Не заметили ли они чего-нибудь необычного, не произошло ли какого — то непривычного события, способного объяснить этот временной сдвиг, этот скачок, этот поворот во времени, который остался позади, как и многие километры? И тогда они делятся с ним своими наблюдениями — они не встретили штилевой зоны, затем тонули в каком-то ватном океане, удивлялись бешеной пляске немногих бортовых приборов, ощущению небытия, охватившему их на какую — то долю секунды, и состоянию, похожему на кому, от которого они очнулись, увидев вокруг лазурное небо…

Хари медленно, чтобы они вникли в каждое слово, говорит об ученых, которые давно предполагали, что многие необъяснимые явления поддаются расшифровке, если допустить изменчивость времени, его кривизну, его слоистость и взаимопроникновение слоев, невероятное растяжение и сужение времени и даже его остановку. Вот почему можно подняться в воздух в одном веке, а приземлиться в другом, соскользнув с той временной линии, на которой вам суждено жить с самого рождения. Уйти в небо, когда оно еще не было завоевано, а вернуться после его покорения, корда потомки, подхватив эстафету, устремляются к звездам. Они победили, но победа обернулась поражением. Они кивают головами, они соглашаются, — победа пришла слишком поздно, перестала быть нужной, установленный ими рекорд давно устарел. Они оказались живыми и бесполезными, ощутили это каждой клеточкой тела. Они не поняли всего, что им сказал Хари — разум человека не в силах за час преодолеть отставание на целый век, как не может человек научиться читать за один день. Но им стало ясно — в 2021 году делать нечего.

И тогда они задали Хари один вопрос — всего один, который не могли не задать — можно ли достать газолин. Бензин. И Хари радостно ответил, что да. У Слима его полно. Слим — это его приятель. Он брюзжит, когда продует в железку, но он — приятель. И он даст бензин. Вот уже долгие годы он хранит запас бензина, хотя сам не знает, зачем. Из обихода слово «бензин» давно исчезло. «Стариковская причуда», — снисходительно усмехается Хари. Слим — приятель. Он даст бензин. Наверняка!

* * *

«Белая Птица» пляшет на дороге, носом к востоку. Крылья подрагивают, как у бабочки. Двигатель чихает, затем начинает ровно гудеть. Самолетик медленно отрывается от земли и тяжело тянет вверх. Он покачивает крыльями, и Хари понимает — ему послали прощальный привет. Стоя посреди дороги, он глядит вслед самолету. Он перенес весь свой вес на здоровую ногу, заложил руки за спину и до боли сжимает пальцы…

* * *

«Слои времени», — сказал старик. Нюнжесер улыбается, и шрам на его лице белеет. По дороге сюда они скользнули в иное время. Может, на обратном пути им повезет?..

Ветер свистит в растяжках. Позади напевает Коли.

* * *

А там, откуда они явились и где их больше никто не увидит, наступает 20 мая. 20 мая 1927 года. Они исчезли одиннадцать дней назад.

Их пока еще не забыли. Их забудут завтра.

Завтра — 21 мая. И на первых полосах газет напечатают новое имя — Чарльз Линдберг.