– Я знаю, что это были за ролики, – кивает он. – Видел их. Рынок в 2008 году был безумным.
– Во как?
Он смеется.
– Точно. Летом 2008-го у нас была очередь к шредеру до центра Форт-Уэйна. На три километра.
Это привлекает внимание Кристины.
– В самом деле?
– На семь часов. Такое бывает, когда цены действительно высокие. Люди начинают вытаскивать вещи из гаража, из лесу, с полей… В другое время они бы их и не тронули.
Несколькими месяцами раньше я сидел с Деннисом Россом – старшим, старшим вице-президентом компании Huron Valley Steel, основанной Леонардом Фрицем в Детройте. Шредер Huron Valley оказался первым шредером в Детройте, и Росс рассказывал мне свою историю. В конце 1960-х все хотели попасть туда, где берут старые автомобили, да еще и платят за них, и потому, когда компания начала работать, у нее на дворе стояли пробки. Тем не менее, по словам Росса, запасы брошенных машин начали сокращаться только в начале 1990-х, и только в 2008 году с ростом цен на сталь американская индустрия металлолома наконец наверстала упущенное и утилизирует все, что попадает на автосвалки. «С тех пор имеем дело лишь с недавним ломом».
Сидя сейчас напротив Дэйва, я спрашиваю, был ли – по его мнению – 2008 год последним, когда брошенные машины тащили из лесов.
– Я вам так скажу. Однажды летом 2008 года на площадку к нашему шредеру притащили трактор. Из него торчало дерево со стволом в толщину с бейсбольный мяч. Вот сколько времени там трактор проторчал. Так что да, думаю, вероятно, это был 2008-й.
– И очереди были по семь часов?
Он смеется.
– На углу было два-три копа. Какой-то парень поставил лоток с сэндвичами. Мы звонили в Subway, в Pizza Hut и заказывали 120 больших пицц. Водители грузовиков устраивали во дворе барбекю.
Я смотрю на Кристину, и она смеется вместе с Дэйвом. Конечно, это смешно. Но если задуматься, то и удивительно: только через 80 лет после того, как первый Ford Model T выкатился со сборочного конвейера, американцам удалось устранить отставание в утилизации выброшенных автомобилей – и удалось отчасти потому, что сталелитейным заводам в Бангкоке требовалось сырье для изготовления новых машин и холодильников для жителей Юго-Восточной Азии.
Такое достижение заслуживало телевизионного документального фильма, президентской речи или, возможно, памятной почтовой марки. Но вместо этого в длинной тени одного из крупнейших в Северной Америке шредеров Ньюэлла устраивались заказы пиццы и барбекю. Я бы хотел быть приглашенным.
Но я был в Китае – самом быстрорастущем рынке шредеров в мире. К тому моменту Скотт Ньюэлл работал здесь уже почти десять лет, поставляя крупнейшие в истории измельчители на базы металлолома и сталелитейные заводы, убежденные, что лучше купить слишком много, чем слишком мало. Китайцы готовы держать пари: рано или поздно КНР будет измельчать больше металла, чем Соединенные Штаты.
Зима 2010 года. Полночь. Я в нетрезвом виде сижу на заднем сиденье машины, направляющейся к новому шредеру на окраине Ляньюньгана, в 430 км к северу от Шанхая. Снаружи не видно ничего, кроме километров равномерно расставленных уличных фонарей, освещающих пустынный участок дороги. Рядом со мной Фрэнк Хуан, пекинский торговый представитель компании Metso Lindemann, крупного финского поставщика оборудования для утилизационной индустрии. Фрэнк тоже нетрезв и, как и я, недоволен этим. «Это то, что мне приходится делать все время, – ворчит он. – Вот так ведут бизнес в Китае. Если я не пью, они считают, что я неприветлив».
Всего 30 минут назад мы сидели за столом с менеджерами компании Armco Renewable Metals – владельца шредера, который мы собираемся посмотреть. Должен сказать, в начале ужина менеджеры прохладно отнеслись к идее разрешить иностранному журналисту осмотреть новое оборудование стоимостью в миллионы долларов. Разве можно их за это винить? По словам Фрэнка, несмотря на тесные связи с государственными структурами и должностными лицами на местном и национальном уровне, Armco столкнулась с нехваткой достаточного количества электроэнергии для работы нового шредера. В результате сейчас он работает всего дважды в неделю и только после полуночи. Я бы тоже не хотел рассказывать такое журналисту.
Однако по ходу ужина я поддерживал каждый тост, выпивая рюмки до дна, и команда менеджмента Armco, похоже, признала родственную металлоломную душу. И это правда: я – единомышленник, я полон историй о собственной семейной базе металлолома и о трудностях запуска шредера в Соединенных Штатах – у нас его не было на самом деле, но к окончанию трапезы, думаю, мне все поверили. К концу второй бутылки меня мутило, а команда Armco поняла, что я именно тот иностранец, которому следует увидеть шредер.