— В самую точку попали! — восхитился Ольшевский. — Я сразу увидел, что имею дело с человеком острого ума. Про первые две версии я вам рассказал для полноты картины. Но лично я убежден, что убийство совершила девчонка-послушница Ия. По виду тихая такая мышка-незабудка, но в тихом омуте сами знаете кто водится. А уж в душе у юных девиц часто творится такое! Воображаю себя на месте этой Иечки. Мне восемнадцать, я заживо похоронен в монастырском склепе, а жизненный сок бродит, ужасно хочется всего-всего: свободы, удовольствий, праздника — а больше всего денег, которые всё это могут дать! — Глаза революционера засверкали. — И совсем рядом, в нескольких шагах, спрятано огромное богатство. Сто тысяч! Да на такие деньжищи можно… — Он задохнулся. — …Куда угодно, что угодно! Поневоле с ума сойдешь. Будь я Иечкой, всю голову себе сломал бы, как заполучить алмазное распятие. А вы нет? В восемнадцать-то лет? Только честно.
Эраст Петрович молчал, осмысливая услышанное.
— Вот и я о том же, — по-своему понял его молчание Ольшевский. — Главный закон бытия знаете какой? Удача приходит только к недостойным. Вроде этой дуры Февроньи. Подвалило ей счастье, а она и воспользоваться не сумела. Вот вы человек достойный, это невооруженным глазом видно. Скажите, вам хоть раз повезло в жизни? Лично мне — ни разу. Послушайте, Эраст Петрович. Я почему-то испытываю к вам инстинктивное доверие. Помогите мне выбраться отсюда! — Затворник умоляюще сложил руки. — Я с ума здесь сойду, в этом морге! Вытащите меня!
До чего несимпатичная парочка — что Людмила, что ее Руслан, подумал Фандорин. Женщина-удав, способная любить только кроликов, и мужчина-клещ, которому все равно к кому присосаться.
— Помогите себе сами, — сухо сказал Эраст Петрович. — Хоть раз в жизни. А еще лучше помогите вашей невесте. Она ведь так там и валяется. Побейте ее по щекам, дайте воды.
Во двор, где уже смеркалось, он вышел мрачный и озабоченный.
Древняя старуха, инвалидка с монголоидным синдромом и какая-то мышка-незабудка? Ничего себе герметический детектив.
Неофициальный визит
У докторского флигеля, озираясь по сторонам, топтался Клочков.
— Эраст Петрович! А я стучу, никто не отзывается…
— Людмила Сократовна показывала мне т-территорию, — не вдаваясь в подробности, сказал Фандорин. — Что-то вы быстро обернулись. Нашли Шугая?
— Он сам ко мне вышел. Я и позвать не успел. Только собирался крикнуть — вдруг сзади за плечо. Я чуть не подпрыгнул. Бррр! — Титулярный советник передернулся. — Стоит, смотрит. Он молчаливый, Шугай.
— Почему вы его не привели?
— Не захотел. Я говорю, человек от Хозяина, тебя требует. Он показал рукой вокруг, повернулся — и исчез. Это значит: «Я здесь, пусть приходит». Уверен, что он и сейчас нас разглядывает… — Сергей Тихонович нервно обернулся на опушку. — Не отложить ли до утра?
— З-зачем же? Пока не стемнело, поговорю с вашим Чингачгуком.
— Как вы его назвали? — хихикнул товарищ прокурора. — Похож. Действительно, персонаж из Фенимора Купера. Только там Кожаный Чулок, а этот Кожаный Валенок. Он в валенках ходит зимой и летом, Шугай…
Эраст Петрович уже шагал к лесу — широко и быстро, так что Клочкову пришлось догонять бегом.
Вошли по тропинке в густую тень сосен, самые верхушки которых еще отливали малиновым отсветом зашедшего солнца.
— Вот здесь мы с ним расстались, — задыхаясь, показал Сергей Тихонович на маленькую лужайку. — Эй, Шугай! Где ты? Иди сюда!
Тишина.
— Шугай! Я же знаю, ты здесь! Выйди!
Фандорин поднял палец: помолчите. Закрыл глаза, отключил слух. Обычные органы чувств в чаще помочь не могли. Если лесной человек решил поиграть в прятки, его не увидишь и не услышишь. Однако существовал еще один рецептор, называемый «чувство кожи», реагирующий на чужой взгляд, особенно если взгляд был сосредоточенным и таил в себе опасность. Развить в себе «чувство кожи» непросто, это требует долгой тренировки.
Постояв в полной неподвижности с минуту, Эраст Петрович без колебаний повернулся и направился к старой раздвоенной сосне. До нее было не более пятнадцати шагов.
От ствола, уже не таясь, отделилась невысокая плотная фигура. Человек был в меховой шапке, нагольной куртке и коротких обшитых кожей валенках.
Приблизившись, Фандорин увидел, что лицо у человека странное. Кожа глиняного цвета и глиняной же фактуры; рот безгуб, глубоко провален, и кончик загнутого носа почти встречается с острым подбородком.
На плотно стянутых ремнях заплечный мешок. Из правого валенка торчит палка — нет, не палка, а трубка. Из нее охотник, надо полагать, и стреляет иглами. К поясу прикреплен широкий нож в узорчатых ножнах.
Начинать разговор Эраст Петрович не торопился, внимательно рассматривая охотника. Шугай тоже разглядывал незнакомца. Припухшие веки были полузакрыты, в узких щелках посверкивали тусклые огоньки.
— Ну здравствуй, Шугай, — наконец произнес Фандорин. — Ты-то мне и нужен.
Молчание. И неясно — понял или нет.
— Где ты был в ночь, когда убили монахиню?
Ни слова, ни движения.