Планету открывали сообща

Ганнону, очевидно, не понадобилось бы давать объяснения, звучащие как оправдание, если бы он должен был только исследовать и заселить ограниченный участок побережья Западной Африки: эту задачу он выполнил полностью, дойдя, как полагают, до вулкана Камерун — самой высокой горы западного побережья Африки. А вот если Ганнон намеревался повторить подвиг своих финикийских родичей (о котором, конечно, знал), то ему, естественно, нужно было разъяснить потомству, почему это оказалось невозможным.

Кстати, анализ надписи в карфагенском храме приносит все новые и новые доказательства ее достоверности. Долгое время строки: «носились мы четыре дня и ночью увидели землю, полную пламени», «днем это оказалось величайшей горой», «через три дня, проплыв пламенные потоки…» и т. д. — вызывали недоумение. Теперь, однако, все разъяснилось. Как отмечает Р. Хенниг, «извержение вулкана, которое, по-видимому, наблюдал Ганнон, ни в каком другом месте Западной Африки, кроме района горы Камерун, произойти не могло», ибо «никакого другого вулкана, действующего или извергавшегося в близкую к нам геологическую эпоху, на западном побережье Африки нет, нет там и никакой другой горы высотой несколько сот метров».

Финикийско-египетская экспедиция вокруг Африки и плавание карфагенянина Ганнона имели всемирно-историческое значение.

Что бы ни писали потом кабинетные ученые, среди мореплавателей во все века находились люди, знавшие твердо: если не считать Суэцкий перешеек, Африка представляет собой остров, Индийский океан сообщается с Атлантическим. От I века н. э. до нас дошло любопытнейшее сочинение неизвестного египетского купца — «Перипл Эритрейского моря». Это нечто вроде руководства по торговле и мореплаванию в Индийском океане. Автор его не знал ничего определенного о Восточной Африке к югу от Занзибара. Тем не менее он категорически заявляет: «Далее за этими местами простирающийся океан не исследован: он загибается на Запад и, простираясь вдоль отдаленных частей Эфиопии, Ливии и Африки по направлению к югу, соединяется с Гесперийским морем» (Атлантическим океаном).

Достижения древних мореплавателей, ставшие известными благодаря античным авторам, во многом облегчили португальцам исследование побережья Тропической Африки и открытие морского пути из Европы в Индию.

Дж. Томсон, ставящий под сомнение известие о плавании Ганнона, тем не менее пишет: «Когда Генрих Мореплаватель (принц Энрики. — Авт.) вдохновил португальцев на то, чтобы обогнуть «непроходимый» мыс Божадор (Бохадор. — Авт.), им понадобилось около сорока лет для прохождения пути, который Ганнон проделал без всякой подготовки. Сам Генрих, между прочим, верил в то, что древние плавали вокруг Африки, и эта уверенность придавала ему смелость в задуманном деле. Однако он не имел правильного представления о величине этого материка. При Генрихе получила распространение искаженная версия Плиния о том, что Ганнон доплыл до Аравии».

Таким образом, не только действительные подвиги Ганнона, но и преувеличенные представления о них играли положительную роль чуть ли не две тысячи лет спустя. Кстати, «искаженная версия Плиния» возникла, надо думать, под влиянием сообщения Геродота о финикийско-египетской экспедиции VI века до н. э.

Непреходящее значение имело также исследование финикиянами и карфагенянами (а равно и греками) побережья Северной Африки к западу от Египта.

В этой главе я коснусь только исследования ими той части Северной Африки, которая именуется сейчас Магрибом.

Читатели Гомера, конечно, помнят злоключения критянина Евмея, которого финикийский компаньон по торговым делам едва не увез на своем корабле в Ливию, чтобы там продать в рабство. Этот эпизод, как и брань Евмея по адресу мошенника-финикиянина, отражает борьбу за господство в средиземноморской торговле между приморскими городами современной Сирии и жителями острова Крит. По мнению советского исследователя И. Ш. Шифмана, текст гомеровского эпоса, сложившийся в IX–VIII веках до н. э., отражает и те особенности жизни Греции, которые были характерны для более раннего времени — периода крито-микенской культуры. Из этого он делает вывод о наличии весьма ранних торговых связей финикиян с Северной Африкой. В пользу его предположения говорит тот факт, что с Южной Испанией такие связи были установлены уже в XIII–XII веках до н. э.

Первую свою колонию в Африке финикияне — жители Тира основали на ближних подступах к Пиренейскому полуострову за Гибралтаром, то есть в современном Марокко. Город этот был расположен на правом берегу реки Лике (Лукос). Его существование доказано археологами, которые раскопали остатки финикийской городской стены из массивных блоков.

Вслед за этим финикийские торговые поселения появились и на Средиземноморском побережье Магриба. Так, молодыми тирийцами была основана Утика (по мнению И. Ш. Шифмана — в 1112 году до н. э.). За нею последовали Гиппон, Хадрумет и Лептис.