Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Эдуард был очень эффектным мужчиной. В детстве он часто болел, но, достигнув зрелости, на голову возвышался над окружающими – при росте 188 сантиметров неудивительно, что шотландцы позже прозовут его «длинноногим». Он был широкоплеч и могуч, а его телосложение свидетельствовало о долгих часах, проведенных на турнирном поле: в турнирах он участвовал с 17 лет. В 15 Эдуард женился на Элеоноре Кастильской, которая была на два года его моложе: он окажется и плодовитым отцом, и преданным супругом. Он был светловолос – не унаследовал от Генриха II отличительной черты рыжих Плантагенетов, но его нависающие, как у отца, веки были безошибочно семейной чертой. Благодаря своему эксцентричному папеньке Эдуард получил имя в честь одного из древних королей Англии: святого Эдуарда Исповедника. По натуре своей он был свирепым солдатом – почти как его двоюродный дед Ричард Львиное Сердце, чьи портреты украшали дворцы и охотничьи замки, в которых Эдуард провел детство. Буйный нрав Плантагенетов он унаследовал во всей полноте. Говорили, что в припадке ярости он однажды напугал человека буквально до смерти. Он был смелым и умелым воином и талантливым боевым командиром. Сбежав от де Монфоров и по дороге к Ившему, он показал себя как лидером, способным вести за собой, так и мстительным воякой, который без колебаний расправляется с побежденными.

Слава его была громкой, но неоднозначной. Скользкий путь, которому следовал Эдуард во время политического кризиса, предшествовавшего Баронским войнам, заслужил ему репутацию непостоянного политика. Он метался между партией отца и реформаторами, но не потому, что был настолько двуличен: скорее, он совершенно запутался, будучи одинаково близок и с родственниками матери – савойцами, и с отцовскими любимчиками Лузиньянами; и тем не менее этого ему не забыли. В ходе войны он часто нарушал слово, если это помогало ему добиться политического или военного преимущества, и многие такие случаи вошли в историю. При осаде Глостера в 1264 году, важной стычке на пути к Ившему, он положился на благородство окружившей его армии мятежников и избежал пленения, но вскоре нарушил данное им обещание мира и потребовал выкупа от жителей города.

И сторонники, и противники называли молодого Эдуарда не «львиным сердцем», но леопардом: свирепым и непостоянным. К коронации Эдуарда в его честь была написана песня, в которой говорилось, что он «воинственный, как леопард, и сладостный, как нард». Автор промонфоровской «Песни о Льюисе» тоже коснулся этой темы: «Он лев по своей гордыне и свирепости; но по непостоянству и изменчивости своей он леопард: не держит твердо слов или обещаний и оправдывает себя красивыми словами…»

После победы при Ившеме первоочередной задачей для Эдуарда стало скорейшее восстановление раздробленного королевства отца. Под Ившемом пали многие сторонники де Монфора, а остальные были рассеяны, но страна по-прежнему находилась в состоянии гражданской войны, и такие люди, как Эдуард, его брат Эдмунд и их кузен Генрих Алеманский играли ключевую роль в реставрации власти короля. Задача была не из легких. Очаги мятежа сохранялись по всей стране. К тому же в сентябре 1265 года Генрих III сделал в Вестминстерском парламенте крайне опасное заявление, усугубившее раскол: он провозгласил, что все участники монфоровского мятежа будут навечно лишены наследства, а их земли отойдут людям, доказавшим свою верность короне.

Любой знаток истории мог бы привести Генриху III в пример его деда, Генриха II, который совершенно иначе прижигал язвы крушения 1150-х годов и мятежа сыновей, случившегося в 1173–1174 годах. Родоначальник Плантагенетов успокоил разбушевавшееся королевство, предложив взбунтовавшимся баронам справедливость, мир и воссоединение, а не вечное изгнание. Генрих III поступил иначе: он отказался пойти навстречу баронам, бросившим ему вызов, и в мгновение ока разорил почти 300 семей. Вместо того чтобы успокоить королевство, действия короля только распаляли побежденных и поощряли мстительность роялистов, что, в свою очередь, затягивало бунт против правления Генриха.

Эдуард же и после битвы при Ившеме вел себя типично непоследовательно. Сразу после боя он горевал о множестве потерянных жизней и поначалу проявлял участие к сторонникам де Монфора, которые приходили к нему, умоляя не лишать их земель в наказание за участие в мятеже. Но, когда Генрих III объявил приговор пособникам де Монфора, Эдуард и его сторонники с радостью поживились имуществом мятежников: почти в каждом случае сомнительного возмездия – каких было немало осенью 1265 года – принц поддерживал отца, несмотря на все свои благие намерения. Генрих безжалостно разорил неблагонадежных жителей Лондона, и Эдуард не отказался от своей доли: многие его сторонники получили конфискованные у мятежников дома, а Эдуард взял под опеку владения мэра.