Но тут в относительно миролюбивый «конверсейшен» между пивным брюхом и Флысником вмешался сосед Мики справа – огромный рыжий детина, стриженный под полубокс.
– И скоро ли назад домой собираешься? – ёрничая, спросил он у Мики, не стесняясь демонстрировать в мерзкой ухмылке свои плохие зубы.
Мика неторопливо взял в руку стакан с соком:
– Как только накостыляю тебе по шее, приятель.
Тот, не вставая с табурета, со всего плеча нанёс Мике удар, который, казалось, мог бы свалить с ног и бронтозавра. Вернее, не нанёс, а лишь попытался нанести, ибо мощнейший левый хук ушел в «молоко», а Мика как сидел на своём месте, так и остался сидеть, приветливо улыбаясь обладателю не знакомых с «Блендамедом» зубов.
Детина сполз с табурета и из более удобного положения повторил удар, теперь уже с правой. Повторил с тем же нелепым результатом.
– Остынь, дружище! – ласково урезонил его Мика и выплеснул в будто вырубленную тупым топором рожу нетронутую порцию сока вперемешку с мелкими кубиками льда.
– Покушай, покушай! – не к месту затараторил попугай.
Болек Поливка тихонько вздохнул. Он не любил драк и разборок, но давно покорился судьбе. Драку в баре Болек считал такой же традиционной, обязательной, неизбежной и просто необходимой вещью, как тот знаменитый стакан, что с раннего утра до позднего вечера протирают, надраивают и полируют тысячи и тысячи барменов по всему белу свету. Потасовки в его заведении вспыхивали из-за сущих пустяков, буквально на ровном месте, и эта, в которой яблоком раздора стал обыкновенный пищевой лёд, была ничем не лучше и не хуже других.
Мика Флысник двумя короткими, хорошо выверенными точными движениями послал в нокаут своего правого, а затем и левого соседа, поспешившего было на помощь рыжему земляку. Бросив карты, из-за столиков поднялись ещё несколько человек и вразвалочку направились к стойке в благих намерениях утихомирить чужака, но бесподобный Мика довольно скоро дал им всем понять, что чувствует себя в баре «При деньгах» совсем как дома. Толпа окончательно отвернулась от телевизора, предпочтя бой местного значения профессиональной схватке на звание чемпиона какой-то там лиги в такой-то весовой категории. И немудрено: драка в баре выглядела, пожалуй, более живой и непосредственной.
Когда Мика вырубил пятого или шестого завсегдатая, Поливка подал незаметный для несведущих знак, быстро и легко прекратив жаркое «ледовое побоище».
Мика поднял над головой сплетённые ладони и, подарив залу два-три сердечных приветствия, вернулся к стойке. Стряхнув с лацкана ну очень спортивного пиджака несуществующую пылинку, он вновь устроился на табурете и будничным голосом попросил слегка взволнованного бармена:
– Холодного апельсинового сока!
Поливка нырнул в холодильник, не желая гневить уверенного в себе незнакомца. Хотя интересно было бы попробовать.
Мика не опустошил и половины стакана, как возле него возник, будто мгновенно вырос из-под земли, чумазый бродяга с помятым, словно изжёванным, лицом, одетый в драный тёмно-синий пиджак, помнивший, вероятно, эпоху патефонов, пропеллерной авиации и ламповых радиоприёмников, из-под которого выглядывала грязная, а ля Полиграф Полиграфович Шариков, голубая майка. Расползающееся по швам тряпьё скреплялось потёртой ремённой портупеей.
Обратив к Флыснику страждущий взор, бродяга состроил жалобную гримасу и, косясь на стакан с соком, завёл сипловато-патефонную канитель:
– Слушай, друг, оставь мне маленько… этого. Тут такая история приключилась… – И, встретившись взглядом с непроницаемым лицом Флысника, торопливо добавил: – Ты не думай ничего такого. Я не задарма, не на халяву – я тебе взамен газету дам. – Он протянул Михаилу сложенный вдвое или вчетверо претенциозный местный листок, вероятно, уже несколько дней служивший ему то простынёй, то скатертью, то одеялом. – Вот, морнальная газета! На сто процентов маргинальная – стоит твоего недовыжатого сока!
Мика несколько секунд пристально рассматривал бродяжку, не замечая подаваемых барменом знаков, затем передал напиток страждущему босяку.
– Твою историю я давно знаю, приятель. А газету оставь себе: я очки дома забыл.
– Ништяк макар-вода, – непонятно пробормотал бродяжка, с благодарностью принимая стакан. Он с жадностью сделал несколько шумных глотков. – Надавили, сволочи, из китайских яблочков… Зашибиссимо!..
– Хор-роший мальчик, хор-роший мальчик! – надсаживаясь, заверещал попугай, отпуская комплимент не то Флыснику, не то бродяге.
Мика Флысник соскользнул с табурета и, мысленно чертыхнувшись, поплёлся к выходу.
* * *
В то время как Мика предпринимал не совсем удачные попытки утолить жажду апельсиновым соком, в задней комнате бара «При деньгах» сидели за большим столом четыре человека, которым весьма подходило определение «тёмные личности». Сами они предпочитали называть друг друга давно и прочно приклеившимися к каждому кличками, хотя окончательно не забыли свои настоящие имена.