С сожалением вздохнув, Эдуард проводил незнакомку голодным взглядом разведённого мужика и продолжил путь. Он снова пришёл в хорошее настроение после краткого общения с миловидной блондинкой, оставившей после себя необычайно стойкий аромат изумительных духов с нотой сандалового дерева, который не мог развеять даже свободно залетавший в салон открытой машины беспокойный ветер.
– Неземные духи! – выразил вслух свое ощущение Эдуард, подкрепив сказанное мечтательным вздохом.
И тут племянник нетерпеливо тронул дядю за рукав.
Лаврентьев полуобернулся и обомлел.
Юный спутник протягивал дяде Эдуарду пистолетную обойму. По тому, как напряглась худая ручонка мальчугана, Эдуард определил, что пистолетный клип, как на жаргоне эфэсбэшников называется обойма, доверху набит патронами.
Едва не вылетев на встречную полосу, Эдуард сбросил скорость до минимума и не в ущерб аккуратному управлению автомобилем, едущим уже по городским улицам, попытался получше рассмотреть находку.
– Это она забыла! – возбуждённо воскликнул мальчик, юлой вертясь на сиденье и безуспешно стараясь разглядеть на тенистой улице только что вышедшую из машины незнакомку.
Но той и след простыл.
Чертыхнувшись, Эдуард быстренько развернулся, проехал пару сотен метров в обратном направлении и, сделав ещё один разворот, остановил машину на том самом месте, где несколько минут назад высадил симпатичную автостопщицу.
Он выбрался из машины и заметался между двумя мощными тополями как футбольный вратарь между штангами ворот. Эдуард хорошо помнил, что блондинка перешла на тротуар именно здесь, он даже чувствовал аромат её необыкновенных духов, и ему казалось, что он уже взял след. Народа на улице в жаркий послеполуденный час было мало, и Эдуард рассчитывал легко изловить явно не успевшую далеко уйти незнакомку.
Он бросился направо, пугая редких прохожих, догнал какую-то девушку в джинсах, убедился, что обознался, и помчался назад к машине. Хотел было бежать в другую сторону, но вовремя одумался. Он понял, что жестоко ошибается насчёт своих способностей ищейки, а пришедшая вскоре мысль о том, что его могли отвлечь специально, чтобы без помех похитить автомобиль или мальчика, окончательно отрезвила его.
С поникшей головой пропустившего «бабочку» футбольного голкипера Эдуард вернулся на «вратарскую площадку» у двух тополей. Он работал врачом, и не его дело было проверять подозрительных типов, ловить преступников и особенно преследовать странных женщин, оставляющих в чужих машинах полнёхонькие пистолетные обоймы.
Но Лаврентьев не мог простить себе, что упустил бабёнку, и проклинал себя самыми последними словами. С досады он въехал новеньким полуботинком в кучку опавших веток и присвистнул от удивления, рефлекторным движением сдвигая на затылок отсутствующую шляпу.
Снизу на Эдуарда нагло пялилась большая зелёная жаба, сидевшая на пожухлой траве в обычной для себя позе и сварливо надувавшая горловой мешок.
– Тьфу! – в сердцах отплюнулся Лаврентьев и направился к машине, лениво думая о глупой лягушке-путешественнице, которой не сидится в своём гнилом болоте в такую жару.
* * *
Почти одновременно с «олдсмобилем» Эдуарда в город въехал неприметный серый «жигулёнок». В отличие от машины Лаврентьева он вкатился в Вольнореченск не с востока, а с запада. Когда водитель «жигулей» запарковал их на открытой платной стоянке и выбрался из машины, он случайно попал в поле зрения громадного морского бинокля, который держал в руках мрачноватый человек с обрюзгшим лицом и недобрыми, навыкате, глазами.
Наблюдение в бинокль за обычно вялотекущей послеобеденной городской жизнью было одним из дурацких хобби этого человека. Какой-то странный спорадический импульс заставил наблюдателя задержать руку и проследить за тривиальной парковкой более чем тривиального «жигулёнка». Он никогда не жалел о потраченных впустую минутах, тем более что посвящал такому праздному времяпрепровождению около часа в день, отдыхая душою и телом от не слишком праведных трудов. Ему давно стоило бы завести стереотрубу – она гораздо удобнее для наблюдения, – но он очень привык к старому верному биноклю.
Если бы наблюдавший за парковкой Михаила Флысника человек мог увидеть его обнажённым, то посчитал бы «пришлеца» профессиональным атлетом или… убийцей. Коротко стриженный, с тёмными живыми глазами и приветливой улыбкой на загорелом, с правильными чертами, лице, Мика Флысник зарос мышцами так, что ему давно пришлось отказаться от покупок готовой одежды и перейти на индивидуальный пошив. Портные, к которым обращался Маленький Мика, в отчаянии хватались за голову и заходили в тупик, не в силах построить костюмчик, который, обеспечивая простор двухаршинным плечам и двадцатидюймовым бицепсам и при этом подчеркивая семидесятивосьмисантиметровую (!) талию Мики, выглядел бы на молодом человеке хоть немного лучше весело трепыхающегося на ветру перемен тряпья, которое обычно напяливают на идиотски скалящееся огородное пугало.