Плата за роль Джульетты

Ниночка, тезка моя, с мечтательной улыбкой на лице, какая бывает у женщин обласканных, довольных жизнью, поливала цветы на подоконнике, напевая себе под нос что-то непонятное, должно быть, какую-то свою музыкальную фантазию. Я подошла к ней и в какой-то момент почувствовала вдруг себя человеком совершенно посторонним, чужим, непонятно каким ветром занесенным сюда, в это Синее Болото, в убогую библиотеку, но далеко к не убогим, а к качественно другим, с широкой душой людям, которые приняли меня, да что там, приютили, поделились со мной своей сердечностью, добротой. Вот и Нина, казалось бы, незнакомая мне женщина, но приняла меня как родную, с первого же дня старалась сделать для меня все, чтобы я почувствовала себя в окружении человеческого тепла. Терпеливо вводила меня в курс дела, все показывала, помогала, подкармливала, если я забывала поесть. А если бы мне не было где ночевать, я уверена, она бы взяла меня к себе в дом, поселила бы, окружила любовью и заботой. Провинциальная сердечность обнимала меня, давала силы жить и надеяться на что-то хорошее, освещала самые темные уголки моей души, забитые тогда страхами и какой-то отчаянной безысходностью.

— Нина, кто такой Анатолий Пожарский? — я показала ей книгу.

— Пожарский? — Нина поставила лейку возле горшка с цветущей красными цветками геранью и взяла книгу в руки, повертела ее, полистала. — Понятия не имею. Честно говоря, я в свое время так и не поняла, откуда она взялась. Я ее не заказывала, никто вроде не приносил, и сама не покупала… Она просто упала с неба…

— Новая… Издана в этом году, видишь? — Я показывала ей титульную страницу с указанием даты издания.

— Самиздат, — уверенно произнесла Нина, возвращаясь к своим гераням. — Я не читала.

Я вернулась на свое рабочее место за столом, открыла книгу и углубилась в чтение. Как я и предполагала, это было криминальное чтиво, довольно низкого уровня, написанное простым, с грубыми стилистическими ошибками, языком, да и сюжет был незамысловат, даже скучен — вялотекущее расследование убийства молодой девушки бизнесменом, который в конечном итоге сам погиб от укуса ядовитой змеи…

Не расскажи мне Анфиса историю Графского озера, не назови она мне фамилию Пожарского, того самого, который изнасиловал свою крепостную, я, быть может, и не обратила бы внимания на эту книгу. Видно же было, что это самиздат, книжка дешевая, напечатана чуть ли не на газетной бумаге, то есть не настолько хороша, чтобы издатели в нее вложились, однако в какой-то момент я почувствовала, что автор этой книги написал ее не просто так, а с умыслом. Там и романа-то как такового не было, так, графоманская писанина чистой воды. Но пролистывая ее, я словно чувствовала, что эта книга представляет собой некий шифр, причем доступный исключительно жителям Синего Болота. Так, к примеру, главный герой проживал на улице, в конце которой стояли три старых дуба, в доме с желтыми ставнями, и дом этот реально существовал, его невозможно было выдумать. Потом Графское озеро, где злодеи, убившие девушку, утопили машину. Но самым интересным был единственный на всю книгу рисунок, изображавший карту той местности, где происходили придуманные автором события. Он очень смахивал на карту района деревни Синее Болото, хотя саму деревню в романе называли Голубая Пустошь.

Автор не был профессиональным писателем, это точно. И не богатый, за издание он заплатил сущие копейки. Я бы даже не удивилась, если бы узнала, что и тираж-то был минимальный, экземпляров двести.

И не тщеславный, поскольку даже Нина не знала о нем, а уж она бы, если бы обнаружился в Синем Болоте свой писатель, непременно сделала бы ему рекламу, гордилась бы им.

Однако книгу этот писатель наверняка сам принес в библиотеку, тайно, поставил на полку с детективами… Или нет, возможно, он просто оставил ее на моем столе, чтобы я обратила на нее внимание, а я ее поставила на полку.

— Нина, скажи, а кто живет в конце улицы, в доме с желтыми ставнями? Ну, там где три огромных дуба растут?

— Антон Жуков.

— Чем он занимается?

— Он в Белом работает, на гусиной ферме. Разве Анфиса тебя с ним еще не познакомила?

— Постой, это тот самый Антон, жених Оли?

— Ну да. А что? Дом себе присматриваешь к зиме? Думаешь, в Олином замерзнешь? Не замерзнешь, там печка газовая есть.

— А у него есть какое-нибудь хобби?

— Не знаю. Да что это ты им так заинтересовалась?

— Да нет, я просто так… Здесь у вас все люди такие талантливые… Женщины кружева плетут. А мужчины чем занимаются? Может, тоже каким промыслом занимаются?

— Нет. Был у нас один мастер — золотые руки, Юрочка Горохов. Мало того, что он бизнес свой организовал, магазин запчастей открыл, так он еще и резьбой по дереву занимался. Такие шахматы вырезал, закачаешься! У него начальство наше из Белого покупало для подарков москвичам…

— А где сейчас можно купить такие шахматы?

— Нигде. Юрочка же пропал. Говорят, погиб, но Анфиса не верит.

Я почти на цыпочках вернулась на свое рабочее место, притихла, молча листая очень странную книжку, которую судьба словно сама вложила мне в руки.

«Ваш ход, Граф!»