— Ты была когда-нибудь в Переделкине? — спросил я ее, хотя мало что зависело от ее ответа. Мы мчались в этот поселок писателей с единственной целью — разыскать дачу Олега Барвина. Уже почти на месте, петляя по улочкам поселка, я позвонил Веронике, чтобы она заменила мне навигатор, запутавший меня окончательно.
Скромная дачка, деревянная, выкрашенная в белый цвет, казалась чистенькой и новой, словно игрушечной, утонувшей в золоте осыпающихся вековых деревьев. И только деревянный забор, почерневший, держащийся, однако, на крепких каменных основаниях ворот, свидетельствовал о том, что дача старая, построенная еще в советское время, просто хорошо отремонтированная.
Вероника рассказала, как открыть калитку, где найти ключ. Мы с Леной, едва оказавшись на чужой даче, как по команде, отправились в спальню, маленькую, пахнущую плесенью, комнатку с кроватью, прикрытой клетчатым холодным пледом, и начали целоваться…
Позже, когда я курил на крыльце, зная, что Лена приводит в порядок развороченную постель, взбивает чужие подушки, я испытал такое небывалое счастье, что одновременно запрезирал себя за то, что так долго сдерживал свои чувства, подавлял в себе все желания. А еще я испытывал вину перед Леной, в отличие от меня, чувств своих не скрывающей, однако страдающей неимоверно, поскольку жила рядом со мной, заботилась обо мне…
Звонок телефона остудил меня, вернул в реальность. Витя Ухов, которому я поручил отвезти на экспертизу флакончик и бритву из ванной комнаты Олега Барвина, а также показать сделанную мной в его квартире фотографию с подошвы его кроссовка, отзвонился и поведал мне, что отпечатки пальцев Олега совпадают со следами, обнаруженными в кузнецовском доме в Ларине. Правда, не на серебряном подсвечнике, которым убили Саду, а на дверном косяке, на ручке крана в ванной комнате, на ручке входной двери. Что же касается рисунка на подошве кроссовка, то здесь пролет, ничего похожего на полу в Ларине не было.
Но все равно я посчитал удачей, что Олег наследил в Ларине. Вырисовывалась пока еще бледная, но кровавая картинка преступления: возможно, это Олег убил свою знакомую Саду, после чего, испугавшись, сбежал в Париж (то, что он улетел в Париж, было уже установленным нами фактом).
Лена появилась на крыльце дома слегка растрепанная, растерянная, все еще не успевшая привыкнуть, я полагаю, к своему новому статусу, положению. Ее милое светлое личико выражало стыд, словно ей было стыдно за все то, чем мы занимались в чужом доме на чужой постели.
Она, с розовым лицом, стояла и задумчиво застегивала пуговицы своего плаща, щурясь на солнце, когда я ворошил палкой обнаруженное в глубине сада подмокшее синеватое кострище.
— Вы кто такие будете? — вдруг услышал я мужской голос и, обернувшись, увидел стоящего в нескольких шагах от калитки старика в грязно-желтом дождевике, зеленых сапогах с налипшей на них травой и в черной кепке, надвинутой на лоб. Старик, а голос молодой, скандальный!
— А вы, собственно, кто такой? — Я решительно двинулся навстречу ему, и он от удивления даже отступил на пару шагов назад.
Лена, испугавшись, полагаю, что нам попадет за то, что мы без разрешения проникли в чужое жилище, о чем она неоднократно высказывалась мне еще в постели, прикрывшись волглыми от сырости простынями, отвернулась. Думаю, она в этот момент вообще зажмурилась от страха.
— Дак сосед я!
— Я следователь прокуратуры. — Я заученным жестом сунул ему под нос фальшивую ксиву, которой пользовался всякий раз, когда считал, что эта подмена останется безнаказанной.
— А что случилось? Почему прокуратура? С Олегом чего? — живо переключился на доброжелательно-тревожный тон сосед.
— Нет-нет, все в порядке… Ищем его машину, красный «Фольксваген».
— Так нет ее… Он приезжает на ней и уезжает… Редко когда бывает на дорогих машинах, которых у него тоже немало. Он же у нас важная птица, моя жена называет его кремлевским фотографом, но на самом деле он, конечно, художник… — И сосед, его звали Семен Петрович, увидевший во мне собеседника, от скуки, а может, просто в силу своей природной общительности и разговорчивости, принялся рассказывать мне о своем соседе все, что знал, «включив» культурную нотку. — Талантище! Все собираемся с женой на его выставку…
Однако ничего нового я от него не узнал. Олег — талантливый художник, неплохо зарабатывает, часто бывает за границей, живет в Москве с девушкой «Вероничкой»-хохотушкой… Люди приятные, веселые, щедрые. Щедрость их, в частности, заключается в том, что после вечеринок с друзьями, которые время от времени здесь устраивались, Семену Петровичу с женой, которые «за целых сто евро» прибирались в доме и саду, позволялось забирать все оставшиеся от пикника продукты и выпивку.
— Да мы целый холодильник после таких гулянок забивали. Мясо всегда оставалось, колбаса разная, консервы, фрукты, а уж выпивки — просто не сосчитать, сколько бутылок! Виски, коньяк, водочка…
Я показал ему на кострище, спросил, здесь ли готовили шашлык.