Платформа

Я лежал в капсуле rv, способный только думать, и плыл по течению Песни и мыслей на протяжении трехсот тридцати восьми часов и сорока пяти минут. У меня была возможность отключить свои мысли и погрузиться в сон без сновидений, но я не смог, я этого не сделал.

Песнь говорила ясно. Спеткин Лигат убил моего отца, а у меня с собой был пьютер со всей информацией, в которой нуждался Итан Дрейм и на которую, скорее всего, отчаянно мечтал наложить руки Лигат. И я был единственным, у кого был к ней доступ.

Оставался лишь один вопрос, и на него у Песни не было ответа. К которому из двух злейших врагов я направлялся в этом неспокойном сне?

Одиннадцать. Бейл

Когда он приходил в себя, у него не получалось поворачивать голову. Болела она хуже, чем с любого похмелья. Время от времени Бейл разлеплял пересохшие губы и говорил: «Эй. Меня кто-нибудь слышит?» – не получая ответа; порой он замечал, как мимо него проходили медики, направляясь к соседней койке, где лежал парень в чем-то похожем на каркас для лечения травм головы. Иногда врачи на ходу посматривали на Бейла, иногда нет. Случались и не только медики. Заглядывали люди со значками Пакса, хотя ни одного из них он не узнал, и еще другие. Бейл был уверен, что эти другие не были парню друзьями. Они выглядели, как те типы, чьи россказни Бейл любил разносить в пух и прах: конторские крысы с бегающими глазами, не привыкшие к уличной жизни.

Но эти крысы выглядели довольными. Может, это юристы, подумал Бейл. Он ни разу в жизни не видел недовольного юриста.

Бейл уснул, почти проснулся, снова уснул, проснулся.

Он знал, что состояние у него не из лучших. Бейл прокрутил в памяти все произошедшее. Он должен был умереть. Каждый раз, закрывая глаза, он видел ребро той руки, приближавшееся к его переносице, точно в конце тренировочной симуляции, перед тем, как она сообщает: «Неверный выбор. Вы погибли. Начать заново?»

Может, он прошел через «ПослеЖизнь». Возможно, так и ощущается возвращение с той стороны? Может быть, прошли десятилетия.

Нет. Никто бы не стал голосовать за возвращение паксера. По крайней мере, с такой историей, как у Бейла.

Он задремал, опять проснулся, снова задремал.

В конце концов разговор завязал парень с клеткой на голове. Осторожно перекатившись на правый бок, чтобы оказаться лицом к соседней койке, Бейл внимательно рассматривал странную конструкцию. Он никогда ничего подобного не видел. Травма шеи или спины, предположил он. Парень не двигался. Возможно, он был трупом, хотя для трупа у него было многовато гостей.

– Эй, – сказал труп. – Ты меня слышишь?

Он говорил так, словно у него заложило нос.

– Слышу, – отозвался Бейл. – Ты долго спал.

– Я не назвал бы это сном, – пришел ответ, тихий и дрожащий.

– Ну, это лучше, чем альтернатива.

– Я не жалуюсь. Ты ведь Марус Бейл? Из Пакса? Я – Таллен. Эррел Таллен. Ты в курсе, что спас мне жизнь?

– Это когда? – У Бейла раскалывалась голова.

– В канализации. Не помнишь?

– Нет.

– Говорят, если бы ты от него отстал, у него хватило бы времени меня прикончить. – Последовала пауза, истолковать которую у Бейла не получилось, а потом Таллен добавил: – Я думал, что ты можешь умереть.

– А. – Теперь было понятно, почему их положили рядом. – Я тоже так думал, Таллен. Слушай, я о тебе ничего не знал, я тебя даже не видел. Если думаешь, что тебя спас я, – ты ошибаешься. Это фишка медиков, они кладут людей вместе, как будто между ними есть что-то общее. Идея в том, что мы скорее выкарабкаемся, если между нами будет связь. Типа, я так горжусь тем, что сделал, а ты… – Он умолк, зная, что не должен этого говорить. Он и так слишком далеко зашел. Парень этого не заслуживал.

Но Таллен сухо закончил за него:

– А я чувствую слишком большую благодарность и вину, чтобы позволить себе загнуться после того, как тебя из-за меня чуть не убили.

– Что-то типа того, – сказал Бейл. – Но, как я уже говорил, я не знал, что ты там был. Я даже не знаю, как остался жив.

– А давай я все равно скажу спасибо?

– Давай. – Бейл попытался звучать искренне. Ему не нравилось лежать здесь с этим человеком. Он не собирался с ним сближаться. Не хватало еще подцепить чувство вины за то, что тот оказался в таком вот состоянии, хуже, чем мертвый.

Позже, после еще нескольких приступов сонливости, Бейл заметил:

– У тебя много друзей, Таллен.

– Нет. У меня много заинтересованных во мне людей.

– В смысле?

– Оказалось, что моей страховки было недостаточно, чтобы это покрыть. Мне могли позволить умереть. Но сочли перспективным. Потратили на меня кучу денег. Хотя по ощущениям не скажешь.

Рейзер простояла несколько минут, глядя, как он спит, прежде чем прошептать:

– Бейл?

А потом она увидела, как он причинил себе боль улыбкой.

– Ты представляешь, насколько хреново выглядишь? – сказала она. – Я думала, ты умер.

– Я тоже так думал.

– Тебе больно?

– Уже не очень. Сколько я тут лежу?

– Давно. Больше недели. Обычных посетителей к тебе не пускали. И не поверили, что я твоя сестра или жена.

– А теперь пускают?

– Нет. Я сказала, что я твой адвокат.

– И они поверили?