– Ты спрашивал меня о памяти. Вот что я тебе скажу. Людей запоминаешь в основном по походке, а не по лицу или росту. – Он вспомнил, как рассказывал об этом Рейзер и как она это записывала. – Походку узнаешь издалека. Она обычно очень заметна. Люди этого не осознают.
– Я не видел, чтобы кто-то приходил и уходил. Только то, что он там
– Вот об этом, Таллен, Юстиксу лучше не знать. – Бейл выдавил улыбку. – Расскажи кому-нибудь из Юстикса – и у нас процент арестов сразу рухнет.
– Моя мама говорила, что ни одна женщина не стала бы рожать второго ребенка, если бы помнила родовые муки, – сказал Таллен. Очередная пауза. – Когда он ударил меня в первый раз, я перевел взгляд с его лица на нож. Ни в том ни в другом ничего особенного не было. У него была многодневная щетина. Волосы немытые. Кажется, он был высоким, но, может быть, я падал на спину и смотрел вверх. У него за спиной, видимо, был щит – это было похоже на огромный нимб. Он казался невероятно ярким. Нож выглядел маленьким и тонким, но говорят, что он был длинный, какой-то обвалочный, судя по ранам. Они глубокие. Я видел хирургическую графику, реконструкцию…
– Таллен, ты уверен, что хочешь об этом говорить? Обо всей этой головняковой фигне?
– Эта головняковая фигня мне помогает.
– Знаешь, ты ведь плачешь, – сказал Бейл. – Разве это помощь?
– Слушай, у меня от этого шея чешется, а вытереть ее я не могу. Поможешь?..
– У тебя над койкой требование сохранять изоляцию. Хочешь, я кого-нибудь позову?
– Вытри мне щеку, Бейл. Никто из нас не умрет, если ты это сделаешь.
Бейл неловко подошел к Таллену. Вблизи стала видна избороздившая его правую щеку сетка широких шрамов, уже бледневших, и длинная, похожая на серп дорожка швов, которая шла от левой брови до кончика уха, скрывалась за ним, снова появлялась на краю нижней челюсти и сбегала вниз по шее. У ключицы Таллена аккуратные стежки заканчивались и начинались скрепки. Там, где они не до конца стянули плоть Таллена, виднелись буреющие сгустки крови, а под ними – тусклый блеск металла.
Прежде чем Бейл дотянулся до лица Таллена, зазвучал сигнал, и рядом возникла медсестра, вырвавшая у него салфетку и заоравшая:
– Какого черта ты творишь?
– Вытираю ему лицо.
– К нему
Она вытерла Таллену лицо, огибая прутья, потом взяла вторую салфетку, чтобы с такой же тщательностью протереть каркас.
Бейл посмотрел ей вслед.
– Вот это вот – медсестра?
– Это медсестра компании. Она присматривает за их вложением.
– А почему она говорила, что ты хочешь умереть?
– Просто фигура речи.
Двенадцать. Алеф
Выход из гиперсомнии не был похож на обычное пробуждение. Я сел, немедленно придя в себя, увидел прямо перед собой глаза капитана под кустистыми бровями и вздрогнул. Отодвинулся от него, огляделся и увидел, что остальные капсулы еще не открыты. Капитан разбудил меня первым.
Он внимательно смотрел на меня.
– Ты в порядке?
Я кивнул.
– У меня никто никогда не оставался в
– Все нормально.
Стоявший рядом с ним техник передал мне мою одежду, и я натянул ее, пока Жанкиль будил Пеллонхорка, который поднялся, дрожа, и быстро оделся.
Жанкиль собрал нас у капсулы Гаррела, и ее гладкая выпуклая крышка откинулась, прочертив на потолке дуги отраженного света. Капитан выглядел напряженным. Наконец капсула открылась до конца, прошло несколько секунд, и еще несколько. Гаррел оставался совершенно неподвижен.