Платформа

– Не видит, совсем не видит, – пробормотал Соламэн, потом снова заговорил громче: – Как насчет этого? Прочитай задом наперед – почти «безымянный», хмм? – Он пощелкал языком и нахмурился. – «Namalos», «nameless»? Безымянный? Видит ли он? Достаточно ли там внутри, есть ли что-то, до чего Соламэн может дотянуться? Может, это стоит мальчик-архив, мальчик – каталог и калькулятор? Этого недостаточно, нет. Соламэн не может с этим работать. Словарь – не основа симфонии.

– Соламэн – это «также человек».

– Так же? – Он перестал переминаться и стал хитро прислушиваться. – Так же, говоришь? В каком смысле? Человек так же, как и символ? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду «также» в смысле «тоже». «Тоже человек». Если переставить буквы, из «sola» получится «also» – «тоже».

Соламэн просиял.

– Аааа. Да, действительно. Левой, правой, левой, правой, отправляемся в поход, – пропел он себе под нос, дергая головой из стороны в сторону. – Хорошо. Ха. Может, у нас и получится маршировать в ногу, у тебя и у меня. – Он легонько постучал меня по голове и отошел, чтобы снова меня осмотреть. – Тут у нас не просто словарь, а может, и не просто фокусник. Следуешь за мной, хмм?

Я подумал, что смутно понимаю, о чем он говорит.

– Загадки. Логические пути, – сказал я. – Мне нравятся логические пути.

– Логика, да, но логика – всего лишь трамплин, Алеф как «алеф» – трамплин алфавита. – Его руки порхали. – Будем маршировать, а потом, возможно, и прыгнем. Соламэн станет для Алефа трамплином, и какие будут кульбиты!

Вот так началось мое настоящее обучение.

Проходили недели и месяцы. Я чувствовал себя все увереннее рядом с Соламэном и впитывал все, что он мне говорил. Я научился думать. Я научился формулировать свои мысли и проверять идеи, исследовать данные и применять теории. Я начал понимать разницу между информацией и знанием, между теорией и фактом.

Во многом он походил на моего отца. Разница была в том, что Соламэн не так хорошо умел экстраполировать и вычислять. Но там, где дело касалось систем, где участвовали логика и язык, он мог видеть связи между совершенно разными, казалось бы, частицами информации. Учиться этой словесной логике у Соламэна было словно учиться пьютерной логике у отца. Настолько же захватывающе. Я обнаруживал, что улыбаюсь, и прерывал его, крича:

– Да! А это значит…

Соламэн откидывался на спинку стула и улыбался, и позволял мне закончить, в точности как мой отец. И я чувствовал свою связь с Соламэном так же, как со своим отцом, Савлом, в подобные моменты.

Это было странно. Иногда, когда я сидел с Соламэном и голова моя пылала от жара этого понимания, я чувствовал, что по одну руку от меня стоит отец, а по другую – мама, почти касающаяся рукой моего плеча, и я знал, что они улыбаются. Потом Соламэн говорил:

– Алеф?

А я отвечал:

– Прости. Я просто задумался.

И мы продолжали.

Соламэн также учил меня законам. Я узнавал об их логичности и нелогичности, о том, что они одновременно молот и клинок. Я научился поворачивать их так, чтобы они говорили то, что от них требовалось. И еще я научился бухгалтерии, и тому, что законы подчиняются ей, что деньги повелевают законами, и что и то и другое необходимо для поддержки иллюзорного равновесия Системы и реального равновесия власти.

Иногда он меня испытывал.

– Вот ситуация, Алеф. У тебя винокурня на Пеко. Ты производишь кокосовый бренди. Высококлассная штука. – Он погладил подбородок. – На нее есть спрос на Хладе – бессмысленное местечко, но отличный рынок для сладкого забвения. Скажи мне, Алеф, в какое время года ты будешь экспортировать свое сладкое забвение с Пеко на Хлад?

Он ждал моего ответа. Пятно на его щеке стало меньше, чем в день нашей первой встречи, и бледнее окружавшей его кожи, казавшейся воспаленной. Я гадал, что это такое.

– Во время прилива на Хладе, но только раз в три года.

– Интересно. Почему во время прилива?

– Спуск через атмосферу труднее и теряется тридцать три процента груза, но во время прилива Хлад снижает налог на импорт на восемьдесят процентов для поощрения торговли.

– Но почему раз в три года? Почему не каждый год?

В его голос закралась нотка удивления, и я подумал, не сделал ли ошибку.

– Я отправлял бы на Хлад только излишки. Кокосовый бренди хорошо продается по всей Системе. Невзирая на налоговые послабления, невыгодно перенаправлять легко продающийся товар на Хлад.

– Тем не менее, как ты говоришь, излишки остаются. Если возить их на Хлад ежегодно, можно избежать затрат на складское хранение здесь, на Пеко.

– Пеко до сих пор обитаема всего на двадцать три процента. Затраты на хранение пренебрежимы, если использовать неосвоенные земли.

Соламэн разочарованно покачал головой.

– Неосвоенные земли небезопасны. Они ядовиты и не охраняются. Там не работают законы. Поэтому никто не хранит там товар. – Он сказал это так, словно заканчивал разговор.