Платформа №4

Изабелла мягко взяла ее под руку и отвела подальше от этого места, к стоявшей на платформе металлической скамье, где они уселись рядышком. Чуть погодя Вероника, высморкавшись, поведала, что Мартен четыре года назад перенес инфаркт, с тех пор страдал аритмией и принимал соответствующее лекарство, но в отеле среди его вещей этого лекарства нет – забыл, наверное, взять с собой в предотъездной спешке. И конечно, перелет между континентами да разница во времени – это ведь какая нагрузка, а чемодан… и зачем он себе позволил, это уж чуточку слишком.

Зато умер он полный жизни, пусть лучше так, чем с кислородной подушкой да на уколах морфия, только зря он поторопился, подождал бы хоть немного. Взглянув на Изабеллу, она еще добавила, что в последний миг ему, конечно, приятнее было видеть ее, а не какого-нибудь железнодорожника, вот для него настоящее прощание с жизнью, он ведь всегда любил женщин, il aimait les femmes.

– Excusez, простите.

Вероника достала пачку сигарет и закурила. Сидели молча, Вероника курила, потом бросила окурок в мусорный бак, наполненный песком.

И продолжала говорить. Как хорошо, что Изабелла – медицинский работник, что она сумела оказать первую помощь и никак не скажешь: его все-таки можно было спасти.

Мартен хотел доверить Изабелле какое-то поручение, и теперь, когда они немного познакомились, Веронике понятно почему. Она совершенно уверена, что он попросил бы связаться с ней, Вероникой.

«Вот уж нет, – подумала Изабелла, – совсем нет. Взглядом он как будто умолял о чем-то срочном, неотложном». Вдруг ей стало ясно, что касалось это его швейцарской, а не канадской жизни.

– Вы знали друг друга двадцать лет? – спросила она.

Вероника кивнула.

– И за все это время он ни разу не побывал в Швейцарии?

Вероника покачала головой. Как она уже говорила, Швейцарию он не любил.

– Но вы же хотели вместе сюда съездить?

– Я хотела, а он нет.

– А когда он собрался на эти похороны, разве вы не захотели поехать с ним?

Это произошло слишком быстро, в субботу она вернулась с собрания, они на работе раз в месяц заседают, и тут он ее встречает с собранным чемоданом, говорит, что улетает в Цюрих. Совершенно ее ошарашил, ведь тетя позвонила ночью, а утром он, стоило ей выйти из дому, уже билет заказал, причем на себя одного. Впрочем, она ведь учительница и все равно не может с сегодня на завтра отменить занятия только потому, что умерла приемная мать ее мужа.

– Для этого надо, чтобы умер сам муж, – добавила она с горьким смешком.

Изабелла спросила, когда Вероника собирается лететь обратно.

– В следующую среду.

– Если хотите, можете пожить оставшиеся дни у меня, а не в отеле, – предложила Изабелла. С тех пор, как дочь выехала, у нее есть комната для гостей.

Веронику эти слова растрогали.

Очень, очень приятно, vraiment tres gentil, однако принять такое предложение она не может.

Изабелла ответила, что предоставляет Веронике самой решить этот вопрос и если та передумает, то пусть звонит в любое время, хотя она-то прекрасно понимает желание побыть в одиночестве.

Вероника еще раз поблагодарила, дело в том, что она попросту очень устала. К тому же ей надо созвониться с несколькими людьми в Канаде.

Тогда Изабелла спросила, не хочет ли Вероника сегодня у нее поужинать, она живет в нескольких минутах ходьбы от отеля и может за нею зайти.

Договорились на шесть часов вечера, встали со скамейки, и Изабелла увела Веронику с платформы вниз, в переход, по другой лестнице, чтобы не идти снова мимо того места, где умер Мартен.

Затем они поднялись к выходу по главной лестнице, лавируя между тремя темнокожими подростками, которые вольготно расположились на верхних ступеньках, и сквозь масляные пары азиатского фастфуда вышли на пешеходный переход, ведущий прямо к отелю напротив.

Явившись домой через четверть часа, Изабелла заварила чай и достала сэндвич с сыром, купленный по дороге, чтобы наскоро перекусить. Сидя за столом в кухне, она размышляла о том, что произойдет в ближайшие дни.

Понятное дело, никуда она не уедет, а останется при Веронике со всеми ее делами, будь то выдача урны или отъезд из Швейцарии. А еще, может, за это время прояснится во всей истории что-нибудь такое, что ей хотелось бы понять.

Приемная мать Мартена, который ранее именовался Марселем, – это родная мать того грубияна с кладбища. Возможно, там присутствовали и другие братья или сестра, ведь и хромой и второй мужчина с женщиной об руку – все примерно одного возраста. Кто звонил, тот говорил «мы»; кто к ней обратился на кладбище похожим голосом, тот требовал, чтобы она исчезла из «нашей жизни». Так или иначе, семейство пыталось избежать встречи с Марселем. Значит, произошел какой-то разрыв, причем случилось это давным-давно, если Мартен за те двадцать лет, что Вероника его знает, действительно почти не имел связи со Швейцарией.