Платонов тупик

«ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАЗАНСКИЙ ПОХОД

I

Царский шатер взметнули на высоком холме.

Иван отдернул сердито полог, вышел на волю и тут же остановился резко, не иначе кто-то ткнул его в грудь. То яркое солнце ударило царя по глазам. Сдвинул Иван брови, сгреб черную бороду цепкой рукой и дважды огладил ее сверху вниз, будто выжимал из нее воду. Глянул вправо — там до самого окоема войсковые кухари костры жгли, белый дым от них ровными столбами подпирал небо. Глянул влево — внизу широкая Волга играла серебром мелкой зыби, а за ней опять же до самого окоема густо зеленел бор. А прямо перед ним, где-то в синеватой дымке, была Казань. Она не видна, но царь угадывал ее, чуял, как пес лакомую дичь.

Еще раз огляделся вокруг Иван, сказал вполголоса:

— Лепота! — и улыбнулся.

Из палатки вслед за ним вышел Федька Басманов, поддакнул царю:

— Вельми день пригож! — и отогнал, будто кур шуганул, стражу подале: — Поразвесили ухи! Ну-к!

— Какой день ноне? — не оборачиваясь, спросил Иван у Федьки.

— Быдто Козьмы и Демьяна.

— Ишь ты!.. — чему-то удивился царь. — Хороши, добрые, знать, были эти Козьма и Демьян. Стало быть, и наречем место сие Козьмодемьянском. А?

— Как скажешь, цесарь. Хорошее имя.

Царь повел орлиными глазами и остановил их на пестрой толпе, тесно сгрудившейся на отдаленном лугу.

— Это кто такие? — спросил царь, насупясь.

— Черемисы, — ответил Басманов.

— Чего им надобно?

— К тебе пришли в помощь. Просят принять их в твое войско. А привел всех ихний батыр.

— То добрый знак! Пошто ж, дурак, молчал? Зови батыра».

На последней странице было выведено размашисто, крючкообразно:

«Конец»

И — дата: «20 мая 1941 г.»

Закрыл книгу — и чувствует Чижиков: голова начинает кружиться — не выдерживает лихорадочной работы ни его маленький мозг, ни истощенное в «муках творчества» сердчишко. Лег на диван, книгу положил себе на грудь, она придавила тяжело, словно плита каменная. Смотрел в потолок и шептал: «Конец… Конец… А для меня — начало! Переписать своим почерком… А тем временем слух пустить: влез в историю, наклевывается повестуха… Начитаться надо, подковаться — чтобы не подловили…» И вдруг, как ожог, новая догадка: «А что, если о рукописи знает Даная? Надо как-то выведать». По всем признакам — не знает: она ни разу о ней не говорила… Если бы знала, она ее уже давно бы определила… Повесть закончена в мае сорок первого — перед самой войной, а Евтюховой женой Даная стала лет пятнадцать тому назад. Нет, не должна знать…» — успокоил он себя.

В коридоре громыхнула дверь. Чижиков вскочил, сунул рукопись в тумбочку стола, в самый низ под бумаги, вышел навстречу Данае.

— Что с тобой, милый? — взглянула на него Даная.

— А что?..

— Не заболел?

— А… Голова что-то трещит. Читал много…

— Я тебе дам таблетку. — И она заспешила на кухню.

— Начитался, говорю. Интересные книги у старика собраны… Исторические… Оказывается, это такая увлекательная штука — история! — продолжал он, следуя за ней.

— Евтюхов любил историю, — сказала она. — На вот, милый, запей.

— И есть за что любить! То-то у него и стихов много на историческую тему…

— Да… — подтвердила она. Чижиков ждал, что Даная вот-вот скажет: «И не только стихи, он писал и прозу». Но она не сказала, и Чижиков немного успокоился и, чтобы не вызвать подозрений, историческую тему продолжать не стал.

— Пойду прилягу…

К концу дня Чижиков неожиданно взбодрился и вознамерился пойти даже «проветриться» в ЦДЛ.

— Давно не вылезал… — объяснил он Данае свое желание. — С ребятами повидаться охота… Вроде даже соскучился…

— Меня не приглашаешь, милый?.. — сощурилась Даная.