— О, почти земляки! — сказал Чижиков, и Саша Говорушкин заулыбался радостно, будто его похвалили за хорошие стихи, в свою очередь тут же спросил:
— А вы откуда?
— Моя родина южнее… — И нехотя добавил, но не уточнил: — Почти соседи.
— Саша Говорушкин, — сказал Горластый, — хороший парень. Только фамилии пошли в поэзии какие-то… Говорушкин, Антошкин, Прошкин…
— Чижиков, — добавил Чижиков и спросил: — А что, Пушкин разве красивая фамилия? Я тоже мучился поначалу, искал себе псевдоним, а потом решил: «А попробую — чтобы и эта фамилия стала уважаемой». Когда мы слышим «Пушкин», у нас не возникает никакой ассоциации с пушкой. Пушкин значит Пушкин — поэт, гений.
— Ты прав, — Горластый накрыл ладонью Чижикову руку. — Дело не в фамилии, а в стихах. Делом человек красен, а не фамилией! Фамилия — это так, кличка: она может быть такая, а могла быть и другой. Простите, это я так насчет фамилии… Пошутил. А вот что ты на прозу перешел — это совсем недурно: прозаики как-то основательнее. Закатишь романею на современную тему!..
— Нет, не на современную, — поспешил Чижиков поправить Горластого. — На историческую.
Горластый удивленно поднял брови.
— Да-да, на историческую. Тут я как-то окунулся в историю — сколько же там интересных тем! Да поострее современных! А может, потому они и острые, что ассоциации ощущаются явные. Историей можно так ударить по современности!..
— Америку открыл! — развел руками Горластый. — Она ж, история, идет по кругу… Кругами. Все уже было! Было, было… И мы открываем давно забытое.
— Вот взять эпоху Ивана Грозного, — снова перебил Горластого Чижиков. — Малюта Скуратов — это такая личность! Притом так созвучно с нашим…
— Ходить бывает склизко по камушкам иным, о том, что очень близко, мы лучше умолчим, — прочитал Горластый. — Э, история, друзья мои, — великое дело!
Неожиданно в эту мирную беседу ворвался громкий возглас:
— О, Сирота гуляет!
Все подняли головы. Рядом стоял и улыбался во весь рот Иван Егоров. — Чижик, оплакиваешь потерю или торжествуешь успешное завершение операции?
— Какую потерю? Какую операцию? Что ты мелешь? — рассердился Чижиков; ему казалось, что до сих пор он так высоко парил в глазах этих ребят, и вдруг эта фамильярность…
— Он еще изображает из себя святую невинность! Будто ничего не знает!
— Что я должен знать?
— А то, что твой друг, наставник, покровитель и духовный единомышленник Воздвиженский остался там.
— Но я-то при чем тут? — растерянно спросил Чижиков, ища поддержки у сидящих.
— Как при чем? Ты же дружишь с ним. И что, он тебе ничего не говорил о своей затее? Все ведь уже догадывались, куда он лыжи навострил, а он все заметал следы: «Клевета! Я никуда не собираюсь бежать. Я только маму определил на лечение в Париже и езжу ее навещать». На лечение! В Париже! Тут, хоть умри, в районную больницу не определишься, а он в Париже! — улыбался и возмущался Егоров.
— Но я-то тут при чем? — пожимал плечами Чижиков.
— Да, Иван, — повел головой из стороны в сторону Горластый. — Действительно, он-то при чем? Мало ли кто с кем дружил! Вон, — указал он на притихших ребят, — убежит завтра из них кто-то, а я отвечай?
— А притом, что Воздвиженский уже выступает там по разным «голосам» и поносит всех и вся, кроме, разумеется, Чижикова и еще кое-кого.
— А меня? — вскинулся Горластый.
— Тебя тоже поносит.
— Это хор-рошо! — вдруг обрадовался Горластый и потер смачно руками.
— Я «голоса» не слушаю, — сказал Чижиков.
— А я слушаю, — проснулся Доцент. — И ничего…
— А зачем тебе их слушать? — продолжал Егоров, обращаясь к Чижикову. — Ты сам из тех же голосов.
— Ну-ну, ты полегче с такими обвинениями! — вскочил Чижиков.
— Ребята, ребята!.. — схватил Горластый Чижикова за локоть. — Не надо! Ребята, не надо! Юра, сядь. А ты, Иван, иди… Или подсаживайся к нам… А? Садись, выпьем…
— Сидеть рядом с этим?.. — Иван презрительно кивнул в сторону Чижикова, махнул рукой и пошел.
— Перебрал мужик, — подвел итог перепалки Горластый. — Бывает. Не обращайте внимания. Гарсон, нам еще по пятьдесят капушечек, — крикнул он официанту. — Вы как, хлопцы? Осилим еще по пятьдесят капушечек? Осилим!
Домой Чижиков возвратился в смятенном состоянии. Испортил вечер ему Иван Егоров. Хотя основное сделал — слух о том, что пишет исторический роман, выпустил. Ребятишки, да и сам Гаврюха, быстро разнесут эту весть по институту, а потом она пойдет гулять по всей литературной Москве. И отличная перспектива замаячила — семинар в Литинституте, если, конечно, Горластый не треплется и если, конечно, его возьмут… А почему бы и нет?
Так хорошо складывался вечер — и вдруг этот Егоров со своей новостью!