– Вот и правильно, вот и правильно, мой славный мальчик, – она начала целовать мои щеки, нос, лоб. – Зачем он тебе? – Несколько раз попыталась поцеловать в губы, но я увернулся. – Мы ему не нужны, и он нам не нужен. Нам никто не нужен, и мы никому. А мне ты всегда будешь нужен. Только не становись, не становись таким же. Как я надеюсь, что я тебя не так воспитала, – бормотала она. – Хорошо тебе тут? Лечишься? Вон все подруги по телевизору за тебя болеют, и я болею. Выйдешь, может, работу найдешь, и будет мне уж и полегче. Главное, что ты не такой, мой милый, – она гладила меня по волосам, – главное, что тебе не нужны их алмазные тела, никто не нужен… Ты не такой, – всхлипывала она.
– Не такой, – повторял я, – не такой, мам.
– Знаешь, у тебя такие красивые глаза, такие длинные пушистые ресницы, я, помню, в детстве волосы долго тебе не обрезала, все говорили: «Ой, какая хорошенькая девочка», а я не разубеждала, я купалась в этой иллюзии, пока ты не начал кидаться в других девочек песком… Все-таки природу не переделаешь. Эта суть, это желание разрушать берет свое, – горько сказала мама.
– Я не такой! – выкрикнул я ей в лицо. Гремучий коктейль из невозможности ей помочь, несправедливости, опустошающей вины и злости на нее за все это рвался из самого нутра. – Ты сама виновата, зачем было отдавать свою почку первому попавшемуся, а потом десять лет страдать! Ты сама виновата, хватит, хватит, – я трясу ее за плечи.
Она сморкается в мою простынь, начинает задыхаться, хрипеть.
– Не кричи на меня, – ей не хватает воздуха, – не бей меня, не бей!
Я пытаюсь ее успокоить, на плече алеют следы моих пальцев. Она смотрит вне меня, мимо меня, на меня, прямо на меня… продолжает: – Я хорошо поливаю свои деревца, розы – все, что у меня есть…
Прозвучал сигнал. Время посещения вышло.
– Я… я у тебя есть, – голос пропадает.
– Нету, – говорит она, встает с кровати, держится за спинку, чтоб не упасть. – Нету, – говорит мама.
И уходит.
Не могу писать каждый день, вчера мне было очень плохо. У меня какие-то проблемы со здоровьем начались. Это пугает. Не уверен, что мне здесь станет лучше.
А что делать? Уже подписался. Мама за меня болеет… Кажется, даже гордится этим решением. Это дает ей надежду, а надежда – это самое главное. Вот как я считаю.
Вчерашний день я помню смутно. Е. разбудил меня. Сказал, что уже утро и что нам пора. Страшно болела голова, и в голове было много звуков. Кто-то будто пилил ногти новенькой пилочкой прямо у меня в голове. Это раздражало неимоверно. В какой-то момент изменились цвета вокруг, кто-то вкрутил, наконец, недостающую лампочку, и в мои глаза стало попадать достаточно света. Я вышел во двор. Почему-то было темно. Ко мне подошел Е., близко подошел и спросил, чего я хочу. Я честно сказал: не знаю. Он вроде понял. Спросил, хочу ли я знать. Но я и этого не знал. Тогда он сказал, что не понимает меня. Сказал, что я издаю какой-то набор звуков. Сказал, что мне нужно в комнату релаксации. Там помогут.
Желтые пятна, желтые стены, желтые пальцы. Это я помню хорошо. Желтые губы Е. Желтый свет.
– Лекарство от головной боли, – сказал Е. и что-то сунул мне в рот. Таблетка была сухой, шершавой, и с трудом прошла в мою глотку. Я чувствую ее до сих пор. Мне кажется, он скормил мне десяток таблеток. Эта таблетка расплодилась у меня во рту. Тык-тык-тык. Начали вылетать из таблетки маленькие таблеточки, сталкиваться с моими зубами, стучать и пролезать в мой пищевод. Я до сих пор это чувствую. Сглатываю слюну и чувствую.
– Это лечебный фильм, он поможет, – говорил Е.