Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019

лилипуты жили тихо
заселили всю страну
собирали облепиху
собирали бузину

обирали склон за склоном
жбаны вешали на тын
лес ложился спать зелёным
просыпался золотым

белизна за чернотою
а за той голубизна
этой ночью будь со мною
в бочке ночи нету дна

ты мала а я малее
умаляюсь с каждым днём
ты тепла а я болею
вот друг к другу и прильнём

будь со мной пока дрезины
не прострочат полотно
и рассвета чай бузинный
не зальёт глазное дно

«Не отрицай суму или тюрьму —…»

   Не отрицай суму или тюрьму —
   так говорят в застолье, потому как
   Герасим не отрёкся от Муму,
   хотя и сам лишь ухал да мумукал.

Свидетельствуют мыши и коты:
он пренебрёг поставленной задачей
за счастье глухоты и немоты,
за счастье понимать язык собачий.

Он запалил в имении пожар
и привязал к себе огромный камень.
И этот камень, как воздушный шар,
понёс его и пса над облаками.

«Сожги меня, как партбилет…»

  Сожги меня, как партбилет,
  в стеклянной пепельнице дня.
  Пускай узнает белый свет,
  что всё, ты вышла из меня.
  И нету явного следа,
  помимо пепла, смех и грех,
  а язва тайного стыда —
  не напоказ и не для всех.
  Все видели, как я горел,
  никто не знал, как я восстал.
  Наивных зрителей гарем
  разложат в полночь по местам.

Вот слесарь: завтра на завод.
Вот: на работу медсестра.
Вот дети снежных казанов
слепили: хватит, спать пора.
Вот дыни в сетках понесли,
и это значит: год долой.
Сменились прозвища земли,
остались только мы с тобой.
Ты у меня на языке,
язык мой кроны тормошит.
А я где у тебя? в чулке?
в подкладке лифчика зашит?

««Завтра день святого Валентина»…»

   «Завтра день святого Валентина»,
   говорит Людмиле Валентина,
   девушка из города Клинцы,
   все соседи были ей отцы.
   Валя в мать, а Люда не шалавка,
   на затылке чопорный пучок.
   Люда – фея сырного прилавка,
   а у Вали – свёкла да лучок.
   Всё на свете движется любовью:
   очередь к кассирше Фатиме,
   ад и рай, Москва и Подмосковье,
   и сердечко пишется в уме.
   Мужики с утра проходят мимо,
   в тот отдел, где водка и Джим Бим.
   Валентин, позор и гордость Рима,
   попросил не занимать за ним.

«Костяные бляхи от затылка до хвоста…»

   Костяные бляхи от затылка до хвоста:
   бабка-чернота, бабка-чернота.
Валятся проклятия кусками изо рта:
бабка-чернота, бабка-чернота.

А другая бабка что-то не видна.
Помнишь, была бабка-голубизна?
Напевала песенки, гуляла по двору,
жаловалась: деточки, никак я не помру.

«Живешь в лесу, читаешь Мейясу…»