Play the kitten (СИ)

Кит молча протянул ладонь, перенимая гитару, пряча инструмент на прежнее место за стеллажом. Ореол беззаботности спал, юноша выглядел мрачнее обычного. И первой выходя из кладовой, Вайолет в глубине души ликовала, чувствуя свою маленькую, хоть и абсолютно неосознаваемую победу: как бы она ни желала сделать Кита самым счастливым парнем, ей было приятно, что он приуныл. И тяжело было принять это двоякое чувство: Вайолет нравилось и одновременно страшило, что ей хотелось заставить страдать человека, которого она так сильно любит.

Они расстались в лифте: Кит сердечно поблагодарил за помощь и вновь сделал комплимент по-поводу маленького концерта, глядя на нее все тем же не то сонным, не то погрустневшим взглядом красивых темных глаз, Вайолет же, в свою очередь, учтиво кивнула, выдав скромную улыбку. И стоило лишь покинуть лифтовую кабину, уносящую Уокера на этаж выше, как стала заметна дрожь в коленях, и руки вдруг затряслись, и ноги подкосились. И Вайолет разрыдалась прямо в коридоре, сползая по гладкой стене к пыльному деревянному плинтусу, зажимая рот ладонью так сильно, что заныла челюсть. И она чувствовала, как горячие слезы затекали между пальцев, слышала собственные приглушаемые рукой всхлипы, а в ушах стоял привычный звон. Ее разум атаковал вопрос «Что я делаю со своей жизнью?». И действительно, к чему она шла? Куда все это ее приведет? Каков будет финал? Правильно ли отвергать реальность и с таким отчаянием желать собственного придуманного идеального конца, отмахиваясь от вполне очевидных фактов?

***

Но сколь бы приятным или, наоборот, неприятным не было бы настоящее, мы никогда не знаем, что ждет нас в будущем. У кого-то всегда есть план на наш счет, кто-то всегда знает, что произойдет. Возможно, и лишь на подсознательном уровне, но ведь водитель, которому суждено часом позже стать виновником аварии, чувствует, возможно и слабо, но все же дурное предзнаменование перед выходом из дома… Иногда мы чувствуем опасность, а иногда инстинкты нас все же подводят, и, как мне кажется, такие случаи как раз особенные, заставляющие нас пройти какой-то урок и сделать определенные выводы. Ведь если мы ощущаем, знаем об угрозе, то неосознанно готовимся. И только лишь безоружными проявляется наше настоящее «я», наш подлинный характер.

Первый приступ ужаса прошел, и Вайолет перестала бездумно дергаться, пытаясь освободиться от наручников; холодный метал жег нежную кожу запястий. Она быстро смекнула, что плохая идея показывать свой страх, и со стороны ее первый порыв действительно выглядел как простое замешательство после пробуждения. Ребристая боковина отключенной батареи больно впивалась в спину и предплечье, а от жесткого пола ныли ягодицы — ковер хоть и числился как предмет интерьера, однако за годы службы превратился из плюшевой радости в сухую жесткую подошву. Вайолет заснула скованная обязательствами перед самой собой лишь для того, чтобы проснуться скованной наручниками у трубы батареи. Что за нелепый парадокс! Это был ее номер, однако ночной визитер был отнюдь не желанным гостем. Его облик маячил перед глазами от одной до противоположенной стены. Он был озабочен, возбужден — она ясно замечала это на его лице, когда юноша вдруг попадал в рассеянное лунное свечение. Он грыз заусенец на пальце, расхаживая из стороны в сторону, она пыталась придумать способ освободиться.

— И долго это будет продолжаться? — ее голос был резким, холодным. Юноша замер, стараясь понять, страшно ли ей. Но сколь ни пытался, не мог уловить ужаса ни в воздухе на уровне энергетики, ни в ее голосе, ни уж тем более на ее лице. Она скорее была раздражена, чем напугана. Вайолет, выжидая, сосредоточенно следила за юношей широко распахнутыми глазами. Но он молчал, и девушка показательно дернула рукой; клацнули наручники, и натянулась соединяющая их цепь. — Я об этом вот. Что, первая попытка провалилась, и ты решил приковать меня, чтобы уж наверняка?

Казалось, будь она свободна, то в любой момент могла бы схватить первый попавшийся тяжелый предмет и швырнуть в расхаживающего по другую сторону кровати юношу. И у него даже мысль проскочила, а действительно ли плотно пристегнуты наручники… Блондин нервно облизнулся, подлетая к сидящей на полу девушке.

— Я не хочу навредить тебе, честно, — он коснулся ее предплечий. Секунду она не двигалась, уставившись в его огромные глаза, затем резко дернулась в попытке задеть, ударить ногой. Лязгнули наручники. Блондин успел отскочить, держась за деревянный бортик кровати. — Да не собираюсь я тебя трогать! — заорал тот, ударив по деревянной панели кулаком. Сдув с лица упавшие волоски, Вайолет сглотнула, сильно жмурясь. То, что она имела дело с психом — это было ясно как день. Ничего, она в своем номере, скоро, должно быть, уже восход, ее точно найдут. Но вот чего она не понимала: он не заткнул ей рот, потому что забыл по глупости или потому что знал, что она не собиралась кричать?