Плечо генсека (СИ)

- Во, смотри, Саш! - говорил, остановившись у одного из плакатов, Федя. - Я вместе с Захаром этот транспарант таскал на последней демонстрации, - и, смеясь, растягивая слова, он прочитал: "Энергию и талант каждого - в единый трудовой поток!" С Захаром мы тогда хорошо дрябнули... - пустился в воспоминания Зуев.

- Ты лучше портрет ищи! - отвечал ему Вотяков.

- А чего его искать, вон, стоит! - и Федя показал рукой, где в глубине чердака, прислонённый к печной трубе, виднелось большое полотнище.

Своему стилю Вотяков никогда не изменял: и как много лет назад, - как в молодости, - он был одет в джинсовый костюм, и, боясь его испачкать, перешагивая через флаги и знамёна, на своих длинных ногах он подошёл к портрету. За ним подтянулся и Зуев.

Огромную картину аккуратно упаковали в полиэтиленовый чехол, и за много лет она покрылась большим слоем пыли, грязи и птичьего помёта. Александр Александрович, не решаясь, смотрел на неё и не знал, что делать, но потом быстрым движением провёл по поверхности рукой. И из не бытья, там, где находилась голова, на них взглянул, ещё не до конца очищенный, лик великого вождя; он был всё тем же, как в прежние времена - уверенным человеком, знающим, куда ведёт свой народ. И он, казалось, знал, какую проделку задумали художники, зачем они сюда пришли, поэтому смотрел на них серьёзно и укоризненно. Сообщники глядели на него, а он на них! Федю это развеселило.

- Смотри, смотри, как живой смотрит, - громко проговорил он.

- Точно! - подтвердил Вотяков.

Оба засмеялись.

И, несмотря на недовольство вождя, чехол сняли с картины, положили его на грязный пол, на него лицевой стороной аккуратно положили полотнище. Александр Александрович разложил прихваченные с собой инструменты, и благодаря его сноровке, - Зуев ему ассистировал, - холст был быстро снят с подрамника, и затем портрет великого вождя с треском разлетелся на две равные половины. Ось прошла аккуратно: по причёске, по многоуважаемому лицу, по рубашке с галстуком, и кончалась в модном на тот период пиджаке. Феде досталась половина, где на пиджаке красовались пять звёзд Героев Советского Союза, Александру Александровичу - другая, менее эффектная.

- У меня лучше! - говорил довольный Зуев, рассматривая красные звёзды.

Александр Александрович не возражал.

Свернув добычу в трубочку, возвращались также, как и пришли - кулуарами и задними переходами. И в мастерской, засунув портрет, вернее, то, что от него осталось, подальше от чужих глаз, довольные и счастливые своей проделкой, они устроили празднество. Вотяков выделил деньги, Федя побежал в магазин за пирожками и сахаром, и, швыркая горячий чай, заедая его свежими продуктами, они счастливо улыбались, вспоминая содеянное.

На этом история не закончилась, она только началась!

Как уже было сказано, третьим "жителем" мастерской являлся актёр Захар Антонович Абдулов - талант и красавец, настоящий друг и помощник во всех делах. Он хорошо понимал художников, знал, что те нуждаются в деньгах (а кто в них не нуждается!), и изредка для поддержания их финансовой состоятельности приводил клиентов - богатых знакомых, которые могли купить картины.

То время было странным временем, всё было перепутано: бандиты, милиция, простой народ жили рука об руку, все знали, кто, чем занимается, и никто не чурался друг друга, так как все вышли "из одного теста" (но часто невозможно было разобрать, кто есть кто). И в то время можно было сделать целое состояние за один сезон, а, иногда, и за одну хорошую сделку. Поэтому тот, кто имел большие деньги, - в основном это были бандиты или полубандиты, - считали предрассудительным делом считать их. Они даже любили проявлять своего рода благотворительность, меценатство - делали "ходки" в народ, в искусство, демонстрируя этим, что их головы заполнены не только денежными знаками, но и высшие проявления природы им тоже не чужды. "Мода - ветряная штука!", - сказал великий классик, и мы все ей подвластны. Подвластны ей оказались и любители отнимать и делить. Малиновый пиджак - вот что подарила им эта ветряная женщина, и те с удовольствием одели обновку. И это яркое одеяние, граничащее с безумством павлина в белых снегах России, был своего рода мандат в высшее общество, статус, печать, показывающая принадлежность к избранным людям.

Оказался такой человек и в окружении Захара Антоновича. Бывший одноклассник решил заняться "бизнесом" и надел малиновый пиджак. Его и пригласил к себе в мастерскую Абдулов.

К встрече важного гостя долго готовились: комната Геннадия Федоровича была общими силами чисто прибрана (как понимают уборку мужчины, то есть мусор и пыль разогнали по углам), со стола исчезли немытые стаканы и остатки еды, и его бугристую, когда то полированную, а теперь покрытую трещинами поверхность насухо вытерли. По стенам развесили картины, в том числе и Александра Александровича. Высоко под потолком ярко горела единственная лампа.