Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

До сих пор в подобных случаях князь немедля вызывал знахаря. Еска заставлял княгиню дышать дымом, сжигая сухие листья мать-мачехи, или глотать кусочки льда, растирал тело щётками из свиной щетины, а грудь в области сердца - тканью, смоченной в уксусе с солью, затем попеременно опускал кисти рук, стопы ног в горячую воду. Всё это или приносило временное облегчение или не помогало вовсе. На сей раз Юрий Дмитрич велел позвать немца Вигунта. Лекарь тут же пришёл, ибо жил в княжем тереме. Послушав и осмотрев княгиню, длительно размышлял, прежде чем сказать:

   - Надо убрать из пищи жиры. Не есть ничего молочного, ни в коем случае - яйца. Тяжёлого не носить.

Князь вставил:

   - Княгиня не носит.

   - Не восходить по лестнице, - велел немец.

Князь пообещал:

   - Обустроим спальню в подклети!

   - Гулять обязательно, хотя и немного, дважды в день, - посоветовал лекарь. - Только не при холодном ветре.

Князь возмутился:

   - Сейчас зима. Каждый день ветер ледяной.

Вигунт с важностью удалился, пообещав навещать больную почаще. Васса ушла готовить питье и еду. Юрий Дмитрич присел у постели. Разговора не затевал: Настасыошке затруднительно было отвечать. Молчал, думал.

Надежды - только на Бога. Ежевечерне не жалел времени на молитвы в Крестовой. Посылал в Сторожевскую обитель к игумену Савве. Теперь тамошние иноки неустанно просят Спасителя и Матерь Его даровать здоровье рабе Божьей Анастасии. А месяц назад князю явилась весьма счастливая мысль. Она возникла вместе с пожаром в доме купца Степана Застрехова, что за Торгом на Ростокиной улице. Вот так же горел и дом Тимофея Васильевича Вельяминова в Кремле, вернее, церковь Святого Афанасия при нём. Сплошная огненная стена, в которой чернел обваливающийся остов. Жар - хоть мочи платок! Треск - хоть затыкай уши! И подошёл молодой монах, - круглая борода, детский, несколько удивлённый взор, светлый венец волос на челе, лоб изборождён глубокой серповидной морщиной. Извлёк из-под рясы крест, поднял над собой и трижды осенил пожар знамением. После этого князь Юрий не узрел огня, - только дым. Потом узнал, что инок Кирилл обладает многими духовными дарами: даром прозрения, даром управления стихиями, даже даром воскрешения (был один случай). Запомнились его последние слова из их краткой беседы: «Мы не встретимся, князь, но, когда Богу будет угодно, мы свяжемся». Юрий Дмитрич у игумена Саввы расспросил о старом знакомце. Преподобный Кирилл давно покинул Симонов монастырь, ушёл в Белозерский край, где среди дремучих лесов основал обитель. Там во время недавнего голода его молитвами чудесно кормились не только иноки монастырской братии, но и окрестные жители. У них Божьей помощью умножались данные на дорогу запасы. Шла молва: Кирилл Белозерский исцеляет болящих, окропляя их святой водой и елеем.

Когда занедужила дорогая супруга, Юрий Дмитрич послал верного человека на Белоозеро. Написал записку, где напомнил о давней встрече, поведал о несчастье с княгиней, просил благословения посетить дальнюю лесную обитель. Ответа не было: посланный до сих пор не вернулся.

Князь вздрогнул, ибо, сидя, задремал. Анастасия крепко спала. Показалось, лик её преобразился, порозовел, словно каким-то чудом вновь преисполнился жизненных соков. Юрий Дмитрич слышал шаги в переходе, за дверью. Они приближались: шли двое. Дверь осторожно отворилась. На пороге стояла Васса с белым свитком в руке.

   - Яропко прибыл, - прошептала она.

Князь на цыпочках выскочил из покоя. Пред ним под низкими сводами оттаивал (капля за каплей - на пол) заиндевелый, заледенелый гонец: тот самый, что был послан на Белоозеро. Князь начал быстро спрашивать:

   - Говорил с игуменом?

   - Не говаривал.

   - Лицезрел преподобного?

   - Не сподобился.

   - Как передал-получил послание?

   - Монах взял, монах дал.

   - Спаси Бог! Отдыхай с пути.

Отпустив Яропку, князь взял у Вассы свиток, спешно ушёл к себе. Стоя, дрожащими руками развернул, стал читать, приближась к оконцу. Темно было, глаза буравили буквы:

«Ты, государь, приобретаешь себе великую пользу душевную смирением своим, посылая ко мне грешному, нищему, недостойному, страстному и чуждому всякой добродетели, с просьбой о молитве. Я, грешный, с братиею своею рад, сколько силы будет, молить Бога о тебе и княгине твоей. Да будь и сам внимателен к себе. Храни святые заповеди, уклоняясь от путей, ведущих к погибели. Слышал, есть у тебя великое несогласие со сродником: ты выставляешь свою правду, а он свою. Осмотрись, государь. Если он прав в чём-либо, уступи смиренно. Если в чём правда на твоей стороне, стой за правду. Никакая власть не может избавить нас от нелицемерного суда Божия».

Князь в раздумье оторвался от свитка. Заглянул в себя: ничего, кроме страданий по милой Настасьюшке. Дальше стал читать: