Племянница словаря. Писатели о писательстве

Гете сам собирал понравившиеся ему немецкие народные баллады. Как известно, к жанру баллады он не раз обращался и в своем творчестве. Создал Гете и мастерскую стилизацию народной песни – стихотворение «Дикая роза», которое иногда переводят как «Степная розочка». Гете показал стихотворение профессору, не раскрыв авторства, и профессор Гердер поверил в то, что это фольклорное произведение. В статье «Переписка об Оссиане и песнях древних народов» он привел это произведение как образец старонемецкой детской песни, которой, по его мнению, так не хватает детям его времени, ввиду ее прелестной простоты.

Потом авторство, конечно, установили. Но молодому Гете было лестно, что он сумел ввести в заблуждение именитого профессора.

Надо сказать, стихотворение Гете имеет некоторые отличия от фольклора: в народных песнях возлюбленная часто сравнивается с цветком, у Гете прямое сравнение отсутствует и лишь подразумевается. Кроме того у писателя появляется мотив, в дальнейшем имевший важный именно в его творчестве – судьбоносной вины. В конце стихотворения мальчик срывает цветок, которым любовался в начале.

* * *

Джонатан Свифт, создатель «Путешествий Гулливера», увлекался различными мистификациями в газетах.

Особенно ему удалась шалость, когда под именем астролога Исаака Бикерстаффа он опубликовал список грядущих событий. Помимо размытых формулировок там были и вполне конкретные: например, заявление, что некий предсказатель Джон Партридж умрет в определенный день.

А на следующий день после обозначенной даты Джонатан Свифт подтвердил: все верно, Партридж умер. Предсказателю пришлось прервать свою карьеру астролога, ведь издатели, как и обычные читатели, искренне поверили в его кончину.

* * *

Подлинно ли «Слово о полку Игореве»?

Этот вопрос возник довольно скоро после открытия и публикации произведения. И вот почему.

Шедевр древнерусской литературы, таинственным образом найденный Мусиным-Пушкиным в конце XVIII века (Мусин-Пушкин то ли купил книгу в Ярославле, то ли украл из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря).

Этот якобы подлинник был столь же таинственно утрачен во время пожара 1812 года в Москве.

Первые сомнения в подлинности «Слова…» появились уже в начале XIX века, на волне разоблачения «Песен Оссиана». Однако слишком активно исследованиями этого вопроса не занимались.

В ХХ веке доводы против подлинности произведения выдвинул сначала французский славист Андре Мазон, а потом и замечательный русский историк А. Зимин. Аргументы противников «Слова…» были крайне убедительны и казалось, что разоблачение этой мистификации – вопрос времени. Однако вышло все ровно наоборот. Лингвистический анализ «Слова…», проведенный А. А. Зализняком показал его подлинность. Причем анализ этот был сделан на материале новгородских берестяных грамот, который никак не мог быть известен предполагаемым авторам мистификации в XVIII веке.

Так что теперь сторонникам теории фейка надо доказать, что фейком является не только «Слово…», но и новгородские берестяные грамоты.

* * *

Проспер Мериме в образе Клары Газуль. Именно этот портрет был помещен на первое издание «Театра Клары Газуль»

В мае 1825 г. в одном из парижских издательств вышла книга, сразу привлекшая к себе внимание современников. Книжка содержала ряд небольших драматических произведений и называлась «Театр Клары Газуль». Пьесы были переведены на французский язык с испанского. В предисловии к книге переводчик по имени Жозеф Л. Эстранж, сообщил, что пьесы эти принадлежат перу доньи Клары Газуль, испанской писательницы и актрисы, женщины с совершенно с необычайной судьбой. Дочка бродячей цыганки и правнучка «нежного мавра Газуль, столь известного старинным испанским романсам». Клара Газуль воспитывалась в детстве строгим монахом и инквизитором, который лишал ее всех развлечений, держал в строгости, а когда застал ее за сочинением любовного послания вообще заточил в монастырь. Но будучи натурой страстной и вольнолюбивой донья Клара сбежала ночью оттуда, преодолев всяческие преграды, и в пику своему строгому воспитателю поступила на сцену, стала комедианткой. Она начала сама сочинять пьесы, которые сразу принесли ей успех, навлекли на нее ненависть католической церкви, потому что она осмелилась в своих пьесах высмеивать и разоблачать католических священников и инквизиторов. Пьесы ее сразу были внесены Ватиканом в список запрещенных книг, чем и объяснялся тот факт, что она дотоле не была известна читающей публике за пределами Испании. Но переводчику удалось не только разыскать запрещенные пьесы доньи Клары, но и встретиться с ней самой. Донья Клара оказалась столь любезна, что авторизовала переводы Л. Эстранжа и предоставила специальную для французского издания дну из своих неопубликованных пьес.