Плененная

Ему не спалось. Теперь — нет. Он смыкал глаза и не мог провалиться в спасительные объятия чёрного бездонного колодца сновидений. Мысли, словно безумные, носились по кругу, твердя об одном и том же. От их беспрестанного гомона гудела голова. Ещё немного — и он окончательно сорвётся вниз с утёса благоразумия. Если не умрёт прежде от яда, разливающегося по крови.

Умеющим служить истинно — опасно произносить клятвы от чистого сердца, вводя себя в особое состояние. В котором клятва записывалась на саму ткань реальности, выжигалась клеймом внутри и становилась непросто красивыми словами и обязательствами, но жизненной установкой. Беречь, защищать, не принося ни малейшего вреда. Сдохнуть без малейшего промедления, если это понадобится. Но никак не идти против своих же обещаний.

Не все «бессмертные» сейчас могли принести истинную клятву. Это была сноровка, требующая особых навыков. Традиция канула в небытие, став всего лишь красивым обязательством, легендарная известность которого служила словно громкие зазывания базарных торговцев. А исполнение клятвенных пары слов «ценою жизни» стало лишь вопросом чести и репутации, но никак не жизненной необходимостью. У него — не так. Смерть будет долгой и мучительной, она будет обгладывать понемногу, но постоянно, пока не превратит в ходячего мертвеца с выпотрошенным нутром и выжженными подчистую мозгами. У такого не хватит сознания даже на то, чтобы сделать шаг в пропасть Прощания. Наверняка от него избавятся, как от бешеного пса, рано или поздно.

Инсар глубоко вздохнул, меряя широкими шагами улицы Амджада. Стопы сами несли его в известном направлении. И ему приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы не переступить незримую черту, начерченную для себя же.

— Глядя на твой подарок, я начинаю сомневаться, друг ли ты мне, Инсар.

От стены отделилась тень и приняла очертания старого приятеля. Ризван усмехнулся, сверля глазами Инсара.

— Эта строптивая сука сказала, что лучше умрёт, чем позволит коснуться себя любому другому мужчине, кроме тебя.

Сердце болезненно сжалось. На лице Инсара резче обозначились скулы и брови сошлись почти у переносицы.

— И самое интересное, знаешь, что?

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

Но Ризван продолжал, не обращая внимания, на вопрос Инсара.

— Самое интересное, что она так и сделает. Упрямая девчонка, сверкнув глазищами, просто перестанет дышать или найдёт другой способ лишить себя жизни. И это ты называешь подарком? Нет, друг мой… Или скорее недруг… Это не подарок, а наказание. Вот только почему ты предпочитаешь наказывать кого-то другого?

— Тебе не кажется, Ризван, что в последнее время ты слишком много болтаешь?

— А тебе не кажется, Инсар, что в последнее время ты слишком часто срываешься по пустякам? — в тон Инсару спросил Ризван, — по какой-то причине ты не желаешь держать девчонку подле себя, делая вид, что тебе плевать на неё. Но, видимо, по этой же причине ты не избавился от неё, пустив в расход. Ты подарил её мне. Почему мне, а не кому-то другому? Тому же Армату, например?

— «Бездушный?»

— Именно. Если бы ты хотел избавиться от девчонки каким-нибудь впечатляющим способом, лучшего кандидата тебе не сыскать. Поначалу он вдоволь бы наигрался с ней, а потом заставил распуститься дивный сад из красных цветов на её белой коже. Он мастер своего дела.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— А потому что ты хитрый сукин сын, Инсар. У тебя рука не поднимается сделать хоть что-то с ней, и ты не можешь позволить сделать то же самое кому-то другому. Потому вручил мне. И что мне с ней делать? Молиться на этот сосуд, пока ты не соизволишь забрать его обратно? Хранить для тебя, пока ты купаешься в своей ненависти?..

— Можешь распоряжаться ей так, как тебе угодно.

— Да неужели? Значит, я прямо сейчас могу пойти и разложить её, оттрахать, невзирая на все её угрозы? И после того, как ты посмотришь на её труп, ты не захочешь лишить жизни и меня?..

Кулаки сжались против воли. Инсар медленно разжал их, приказывая себе успокоиться, но это движение не осталось незамеченным.

— Посмотри на себя. Ревнивец. Ты сам пнул её ко мне и сам смотришь волком на меня из-за того, что девчонка слишком хороша.

— Смазливая мордашка и хорошая фигурка, только и всего.

— Да, конечно. Не потому ли среди твоих шлюх не было ни одной светловолосой?..

— К чему весь этот разговор, Ризван? Тебе не с кем потрепаться языком? Иди почеши его в беседе со своей рабыней. Сука довольно часто бывает словоохотливой.

— Может быть, только с тобой? На меня она смотрит так, словно я — мелкое пятно на подоле платья и удостаивает не больше десятка слов.

Ризван замолчал, переведя взгляд на ночных чистильщиков, передвигающихся по улицам. Инсар заметил, что одна щека приятеля покрылась волдырями.

— Что у тебя с лицом?