Пленённая льдом

Чувствую гнев охотника на ведьм, еще до того, как голова Фридберта откидывается назад. Я отползаю назад. Отец Ольги уже на земле, охотник на ведьм набрасывается на него, мужчины горланят, образуют круг вокруг дерущихся. Никто не обращает на меня внимания.

За спиной я стараюсь протянуть нож как можно дальше. Благодарные руки принимают его. Пошатываясь, встаю и понимаю, что мне удалось.

Эта легкая улыбка на моих губах – я не могу подавить ее достаточно быстро. Мельком встречаю задумчивый взгляд Ольги. Догадывается ли она о чем-нибудь? Но тут она хватает охотника на ведьм за руку, ее прикосновение как-то отзывается в нем, и он отпускает ее отца.

– Чертова… – ревет Фридберт.

– Оставь ведьму в покое, – тихо говорит Ольга, все еще держа руку на плече охотника на ведьм, – она нам нужна!

Фридберт начинает хохотать, громко и хрипло.

– Да, ему она нужна! Он хочет ведьму, смотрит только на нее. А не на тебя! Потому что ты недостаточно хороша для него! А ты все равно бегаешь за ним, как глупая собачонка!

Ольга отшатывается. Ее лицо пылает так, будто он ударил ее. Я слышу, как ускоряется ее пульс, чувствую ее бессильную ярость. Снова ее взгляд находит мой, затем она отворачивается. Она ничего не говорит. Точно так же, как охотник на ведьм.

Фридберт угрюмо стряхивает пыль со штанов, поглаживает толстый живот. На лбу – капли пота. Он не создан для драки.

– Ты все равно вернешься, – продолжает он, поправляя повязку на глазу. – Ты всегда возвращаешься ко мне! Тебе нужна моя защита!

– Защита? – Ольга разворачивается, ее глаза горят огнем. – Не смей говорить о защите! Я видела, как ты убежал с площади. Еще до того, как остальные догадались, что происходит в небе, ты исчез в ближайшей палатке!

Взгляд единственного глаза разбойника мечется между дочерью и обступившими их людьми.

– В битве с этими тварями я лишился глаза. Я знаю, что их нельзя победить! И что, я должен был пожертвовать своим вторым глазом ради столь же бессмысленной борьбы?

Голос Ольги дрожит, он сочится презрением:

– Ты – позор. Позор для всех разбойников. Мне стыдно, что во мне течет кровь труса! Какое счастье, что мама не видит, что с тобой стало!

– Не смей говорить о своей матери! – вопит Фридберт.

– Я слишком долго молчала!

– Заткни пасть!

– Нет, отец, потому что то, что я тебе сейчас скажу, я должна была сказать гораздо раньше: мама не умерла. Она сбежала – от тебя! Потому что она не выносила твоего присутствия, твоих шлюх, твоих празднеств, твоего высокомерия. И я сейчас тоже уйду. И не вернусь!

– Она не…?

– Нет! – холодно восклицает Ольга, но голос ее отягощает грусть. – Когда вороны напали на нас тогда, много лет назад, ты оставил ее в палатке, плачущей и истекающей кровью. Помнишь? Помнишь, как она плакала, когда ты ее ударил? Ты был пьян, как это часто бывает. А она была недостаточно хороша для тебя. Так же, как никто другой не был достаточно хорош для тебя! И я тоже. Ты даже не заметил, что я была с тобой в палатке. Ты меня не видел. Но я – видела. Видела, как ты ее изнасиловал.

В глазах Ольги блестят слезы сдерживаемой ярости. Беспомощный гнев ребенка. Она похожа на меня. Я ловлю каждое слово, когда она рассказывает о страданиях своей матери. Мужчины вокруг нас опустили головы. Они смотрят в землю, они делают вид, что ничего не слышат, и все же – прислушиваются к каждому слову. И отец Ольги тоже.

– Она рыдала. Я не смела к ней подойти, потому что она еще не сказала секретного слова, которое позволило бы мне выйти из укрытия. Секретного слова, которое говорило: отец ушел, все в безопасности. Но она его не сказала. И пока я ждала, они пришли и напали на нас. Вороны, они пришли в нашу палатку. Не знаю, чего они хотели. Знаю только, что мама вскочила и начала их умолять взять нас с собой. Избавить от этой жалкой жизни. Избавить от тебя. И они это сделали. Они дали ей перья. Дали крылья… – Голос Ольги становится тонким и ломким. – А мне – нет.

– Ольга, – хрипло шепчет отец.

Он не видит, как я подвигаю оперение ногой. Никто не видит. Потому что все они в ловушке страданий Ольги и вины Фридберта. А потом становится слишком поздно: вороны позади меня выпрямляются. Они расправляют свои грозные крылья и мощными взмахами поднимаются в воздух. Разбойники ревут, кто-то визжит, и вороны бросаются на Фридберта. Я слышу щелканье клювов, затихающие всхлипы грубого вождя разбойников.

Охотник на ведьм хватает меня за руку и тащит между палатками. Ольга следует за нами, ее взгляд затуманен слезами. И я понимаю, что она идет с нами, чтобы не оставаться здесь.

– Теперь ты знаешь, – слышу я ее всхлипы, – почему я выбрала колодезный мир: я выбрала покой.

Слепая ярость

Вместо того чтобы тут же покинуть лагерь, мы направляемся к палатке. Охотник на ведьм подталкивает меня ко входу.

– Жди здесь.

– Почему? – спрашиваю я и вижу, как Ольга исчезает за двумя палатками дальше. Издалека до нас доносятся глухие крики разбойников.

– Иди в палатку! – приказывает он и следует за Ольгой.