Я почти не смотрю в окна, но, проходя мимо одного из них, замечаю кое-что интересное — сквозь высокие дубы и клены и еще более высокие ясени можно увидеть угол здания. Небоскреб. Сложно определить, какой именно — явно не Трибьюн-тауэр[22]
и не Уиллис-тауэр[23], — но очевидно одно — я все еще в Чикаго.Это понимание дает мне надежду. Надежду на то, что семья вскоре найдет меня.
Или что я смогу сбежать.
Я знаю, что у меня на лодыжке красуется этот проклятый браслет. Но с ним можно справиться, так же, как и с Чудовищем. Если я смогу выбраться из сада, окажусь прямо в городе. Я смогу добраться до телефона или до полицейского участка.
Думая об этом, я снова спускаюсь по лестнице на первый этаж. Я хочу исследовать сад.
Прохожу мимо обеденного и бального залов, не заглядывая в них — я достаточно насмотрелась прошлым вечером. По другую сторону бального зала находится большой вестибюль и входная дверь, высотой двенадцать футов[24]
. Она выглядит так, будто понадобится лебедка, чтобы попытаться ее открыть. К тому же дверь заперта на задвижку, а значит, здесь прохода нет.Я вижу, как из бильярдной выходит Йонас, и прячусь в ближайшую нишу, не желая с ним пересекаться. Я повстречала уже двоих солдат, и те не обратили на меня внимания, очевидно, будучи в курсе, что мне разрешено передвигаться по дому.
Но я не думаю, что Йонас будет столь же учтив. Похоже, ему нравится мучить меня не меньше, чем его боссу.
Когда он уходит, я нахожу дорогу обратно к застекленной оранжерее. Днем здесь гораздо жарче, чем ночью. И все же моя кожа холодеет, когда я прохожу мимо места, где сидел Миколай. Сейчас там пусто. Я одна, если только он не скрывается где-то в зарослях.
В отличие от той ночи, теперь дверь открыта. Я могу повернуть ручку и впервые за неделю выйти наружу.
Свежий воздух ощущается, словно 100 %-й кислород. Чистый и наполненный ароматами, он немедленно проникает в мои легкие, доставляя высшее блаженство. Привыкшая к пыли и промозглости дома, я с упоением ощущаю дуновение ветра на лице и мягкость травы под ногами. Я снимаю носки, чтобы походить босиком и почувствовать упругую землю под своими ступнями и пальцами ног.
Я внутри огороженного сада. Я бывала в знаменитых садах Англии и Франции, но они и рядом не стояли с этим буйно заросшим великолепием. Все вокруг насыщенно-зеленое, и даже каменные стены увиты плющом и клематисами. Цветочные клумбы устланы цветами. Густые живые изгороди, розовые кусты и клены теснят друг друга, едва оставляя возможность пройтись по мощеным дорожкам. Я слышу, как в фонтане журчит вода. Благодаря виду из окна я знаю, что здесь полно скульптур и купален, но все они сокрыты в этом живом цветущем лабиринте.
Мне бы хотелось провести здесь весь остаток дня, утопая в аромате цветов и жужжании пчел.
Но для начала нужно выбрать себе книгу в библиотеке, чтобы почитать ее в саду.
Так что я возвращаюсь назад, все еще босиком, оставив носки на траве.
Возле кухни я сворачиваю не туда и вынуждена возвращаться обратно в поисках большой библиотеки на первом этаже. Проходя мимо бильярдной комнаты, я слышу низкий приглушенный голос Чудовища. Он говорит по-польски с Йонасом. Они вставляют в речь английские слова, как это бывает, когда какое-то выражение проще подобрать на другом языке.
—
—
—
— Хрена с два они смогут! — рычит Миколай по-английски. Затем он выдает тираду на польском, в которой, очевидно, отчитывает Йонаса.
Я подкрадываюсь ближе к двери, и хоть я и не понимаю большую часть их разговора, Миколай так раздражен, что можно предположить, что разговор идет о моей семье.
—
Я знаю, что это значит: «Хорошо, босс. Прости меня».
Чудовище начинает отвечать. Он говорит пару предложений по-польски, затем резко замолкает.
А затем произносит по-английски:
— Я не знаком с ирландскими традициями, но, мне кажется, подслушивать под дверью во всех странах считается неприличным.
Температура словно падает градусов на двадцать. Миколай и Йонас молча стоят в бильярдной, ожидая, пока я отвечу или покажусь.
Я бы предпочла слиться с обоями. Жаль, это невозможно.
Я сглатываю и встаю в дверном проеме, чтобы они меня увидели.
— Знаешь, я ведь всегда могу сказать, где именно в доме ты сейчас находишься, — говорит Чудовище, пронзая меня своим злобным взглядом.
Точно. Этот проклятый браслет. Меня раздражает то, как он болтается на ноге, а по ночам впивается в меня, когда я пытаюсь заснуть.
Йонаса, похоже, раздирают противоречивые чувства. Он только что получил взбучку от Миколая, но не может удержаться, чтобы не поддеть меня. Приподняв бровь, он говорит:
— Всего пару часов как вышла из комнаты, а уже вляпалась в неприятности. Я говорил Мико, что не стоит тебя выпускать.