Пленённая принцесса

Я скучаю по занятиям в университете. И по танцам тоже. Странно думать, что мои однокурсники как ни в чем не бывало ходят по кампусу, учатся и пишут проверочные работы, пока я застряла в безвременье. Кажется, словно я здесь уже годы, хотя прошло всего две недели.

Если я пробуду тут чуть дольше, то уже не смогу наверстать упущенное. Завалю весь семестр.

Впрочем, если Чудовище меня убьет, это уже не будет иметь никакого значения.

Я изучаю содержимое читального зала, пробегая пальцами по пыльным корешкам: «Эпоха невинности», «1984», «Уловка-22», «Кукла»…

Я замираю. «Кукла» — это перевод романа Lalka.

Я снимаю ее с полки и перелистываю страницы. Затем сую книжку под мышку и несусь обратно на первый этаж, где обшариваю полки библиотеки в поисках оригинала. Вот и он — Lalka в твердой обложке с кожаным переплетом и тиснением в виде цветочного принта. Теперь у меня есть одна книга на двух языках.

Мое сердце бешено стучит после бега и того восторга, что я испытала от находки. Я беру книги наверх в свою комнату и ложусь на кровать, чтобы сравнить их. Я кладу романы рядом друг с другом и открываю их на первой главе:

В начале 1878 года, когда политический мир был озабочен Сан-Стефанским договором, выборами нового Папы и назреванием вероятности войны в Европе, варшавское купечество и интеллигенция одного из кварталов Краковского Предместья не менее остро интересовались будущим галантерейного магазина фирмы «Я Минцель и С. Вокульский».

Вот он — тот же параграф, что и на польском. Я могу читать по предложению и сравнивать. Конечно, это не то же самое, что учебник, но тоже неплохо. Много-много страниц предложений, которые я могу сравнивать, чтобы изучать лексику и синтаксис.

Польский язык чертовски сложный — это я уже поняла из разговоров с Кларой. Некоторые звуки так похожи, что я едва могу отличить их друг от друга — например, «ś» и «sz». Не говоря уже о падежах и практически противоположном порядке слов по сравнению с английским.

Тем не менее у меня полно времени, чтобы с ним разобраться.

Я лежу на кровати полдня, изучая первую главу книги на обоих языках, прекращая, только когда перед глазами уже все плывет.

Стоит мне закрыть книги, как в комнату входит Клара, неся поднос с ужином. Я поспешно сую их под подушку, чтобы она не заметила, чем я занимаюсь.

— Dobry wieczór, — говорю я. — «Добрый вечер».

Клара мельком улыбается, ставя поднос на стол.

— Dobry wieczór, — гораздо лучше моего произносит она.

— Где все? — спрашиваю я по-польски. На самом деле я говорю: «Gdzie jest mężczyźni?», то есть «Где есть мужчины?», но давайте обратимся к смыслу моего вопроса и оставим без внимания тот факт, что я выражаюсь с изящностью пещерного человека.

Впрочем, Клара вполне меня понимает. Она бросает быстрый взгляд на дверь, словно боится, что они вот-вот вернутся. Затем качает головой и говорит: «Nie wiem», — «Не знаю».

Может быть, горничная и вправду не знает. Сомневаюсь, что Миколай предоставляет ей копию своего расписания. Но Клара умна. Наверняка она понимает происходящее гораздо лучше, чем мужчины от нее ожидают. Просто девушка не хочет мне говорить. Потому что в этом нет смысла. Потому что это только создаст нам лишние проблемы.

Я сажусь перед подносом, на котором, как всегда, лежит гораздо больше еды, чем может вместить мой желудок: курица-гриль с розмарином, картофель в лимонном соусе, пассерованные брокколи, свежие булочки и еще одна небольшая тарелка, с чем-то, похожим на десерт.

Еда здесь потрясающая. Я показываю на поднос и спрашиваю: «Ty robisz?» — «Ты делаешь?».

Клара кивает: «Tak», — «Да».

Понимая теперь, сколько усилий прикладывает горничная, чтобы приготовить еду, я чувствую вину за то время, когда отказывалась принимать пищу.

— Ты восхитительно готовишь, — говорю я ей по-английски. — Тебе впору быть шеф-поваром в ресторане.

Клара пожимает плечами и краснеет. Она не любит, когда я ее хвалю.

— Ты напоминаешь мне Альфреда, — продолжаю я. — Знаешь Альфреда из Бэтмена? Он хорош во всем. Прямо как ты.

Клара улыбается своей улыбкой Моны Лизы — непостижимой, но, я надеюсь, польщенной.

— Co to jest? — спрашиваю я, показывая на десертную тарелку.

Там лежит что-то, похожее на свернутый блин, посыпанный сахарной пудрой.

— Naleśnik, — отвечает она.

Я отрезаю кусочек, хотя еще не разобралась с основным блюдом. На вкус действительно похоже на блин с какой-то сладкой начинкой из сливочного сыра. Вообще-то это гораздо вкуснее любых блинов, что я когда-либо ела в жизни — плотнее и ароматнее.

— Pyszne! — радостно говорю я. — «Вкусно!»

Клара широко улыбается.

— Mój ulubiony, — отвечает она. — «Мой любимый».