– Насколько я помню, ты прекрасно справлялась и без меня, принцесса. Для сопливой пятилетки ты держалась молодцом.
Она прищурилась, глядя на меня.
– Мне было восемь. И, возможно, проблема была в том, что я
– Тебе и не нужно, – сказал я, после чего убрал ладони с ее лица и обнял. – Иди сюда. – Я притянул ее к себе, и она прижалась ко мне, обняв за талию.
– Знаешь, – прошептала она в сгущающуюся темноту тихим голосом, словно делилась какой-то страшной тайной, – я всегда боялась, что люди бросят меня. Вот почему я уходила от них первой.
Наступила тишина, и я перевел дыхание.
– Потому что твой отец оставил тебя.
– Да, – прошептала она. – Дважды. Он ушел, когда мама была беременна мной. Вот почему она позволила Джесси дать мне имя. Потом он вернулся к нам. И затем… он снова ушел. Навсегда.
Да. Я знал это. И от меня определенно не ускользнуло, как сильно Джессу расстроил уход ее отца. Дважды.
– Знаешь, Джесса, как-то вечером ты сказала мне, что в детстве считала, будто должна быть идеальной, чтобы заслуживать любовь. Может, ты пыталась быть таковой, чтобы тебя не бросили, как твой отец.
Джесса пристально посмотрела на меня.
– Как так вышло, что ты знаешь меня лучше, чем я сама?
– Потому что я люблю тебя. – Я поцеловал ее в лоб. – Только это так не работает. Стремлением быть идеальной не удержишь людей рядом.
– Нет, – сказала она.
– Потому что потом умерла твоя мама.
– Да.
– Это так не работает, потому что никто не идеален, Джесса. И не важно, насколько безупречной ты пытаешься быть, ты не можешь помешать людям уходить от тебя. Разве это не освобождение – наконец-то принять это?
– Думаю, я дам тебе знать, когда начну принимать это.
– Детка, когда ты любишь кого-то, когда ты действительно любишь его… ты уже на верном пути к принятию.
Она приняла это, и я видел, как она пытается это осознать. Я знал, что прав.
Она не могла по-настоящему любить меня или кого-то еще, если все время боялась, что они вот-вот исчезнут. Вот почему я должен перестать бояться, что она снова сбежит. Потому что я действительно любил ее.
Я любил ее всем своим существом.
– И, кстати, я ни за что на свете не позволю тебе сидеть здесь и даже пытаться сказать мне, что ты не видишь моих недостатков, потому что это откровенная чушь, детка. И если ты все еще терпишь меня, несмотря на все мои шрамы, может быть, ты сможешь дать себе поблажку.
Она улыбнулась мне, и я понял, что и в этом оказался прав. Потому что я был далек от совершенства, и она никогда не требовала от меня этого. Наверное, именно эти странные маленькие особенности и сделали
Я знал, что мне в ней все это нравится. Упрямство, чудаковатость, пугливость, мне было все равно. Я любил ее.
– Ты до смешного властный, – признала она. – И безумно заботливый. И я все еще терплю тебя. Например, то, что ты заставил меня принимать противозачаточные таблетки, хотя и неловко и, возможно, немного преждевременно, это, вероятно, пошло мне на пользу. Так что, думаю, я должна поблагодарить тебя за это.
– Не я заставил тебя их принимать, – сказал я. – А твой брат.
– Верно. И это не имело никакого отношения к тебе и твоему огромному синяку под глазом.
Я ухмыльнулся.
– Ты помнишь ту ночь? Ты сказала мне, что я должен бросить курить. Ты и сама властная, в курсе?
– Я помню. Девушка никогда не забудет ту ночь, когда мужчина ее мечты принес ей тампоны. – Она посмотрела на меня, а я посмотрел на нее в ответ. И да, она только что это сказала.
– После того случая я больше никогда не курил, – признался я. – Держу пари, ты этого не знала.
– Никогда?
– Никогда. – Я взял ее за подбородок и приблизил ее лицо к своему. – Я всегда любил тебя, Джесса Мэйс. Уверен, я был рожден, чтобы любить тебя. Я знаю, ты на самом деле не поверила мне, когда я сказал это, или, может быть, ты просто не хотела… но я был готов ждать тебя вечно.
– Скажи это, – прошептал я в сладко пахнущую кожу Джессы, целуя ее в шею и прижимая к себе. И да, я вел себя властно. Мне было наплевать. – Я хочу услышать это от тебя, принцесса.
– Что сказать? – сонно пробормотала она. – Чего ты хочешь от меня на этот раз? Разве я уже не выполнила все твои требования? – Ее рука скользнула к моей голой заднице и сжала ее.
– Я хочу, – сказал я, прокладывая дорожку из поцелуев по ее шее, одновременно передвигаясь к ее бедрам. – Чтобы ты осталась. Здесь.
– Прямо здесь? – спросила она, извиваясь подо мной.
– Здесь, – сказал я, медленно входя в нее. – В моем доме… в моей постели… там, где тебе самое место.
– Звучит очень… по-пещерному, – сказала она, когда приняла меня; ее дыхание замедлилось, стало глубже.