– Да, – согласился мой брат. – Если ты побудешь здесь какое-то время, мы превратим кое-что из этого в песни.
Они выжидающе уставились на меня. Все они. Джесси. Зейн. Даже Мэгги оторвала взгляд от своего ноутбука; на ее лицо падал свет от экрана, отчего она показалась мне симпатичным ярким пятнышком, мерцающим во мрачном антураже церкви. Солнце уже зашло, и она зажгла для нас свечи; они беспорядочно горели по всей сцене, отбрасывая тени на стены и придавая витражам угрюмый, почти романтический вид.
А еще я заметила разные угощения, вино и холодное пиво, которые были поданы на стол в качестве ужина. Очевидно, что происходящее здесь говорило об идеальной обстановке для записи их следующего крышесносного рок-альбома, и все же они с трудом сочиняли его, написав всего три незаконченные песни за последние несколько месяцев. Так что я догадалась, для чего был нужен этот небольшой джем-сейшен.
Они пытались соблазнить меня.
На протяжении многих лет Dirty делали все возможное, чтобы уговорить меня вернуться и снова работать с ними. Каждый участник группы преследовал меня по этому поводу. Но не Эль, она делала это не так часто, как другие; обычно она как бы невзначай поднимала эту тему, когда мы встречались, и оставляла ее, когда я отмахивалась. Но мой брат? Дилан? Даже Мэгги? Они не отставали. А Зейн? Он вообще в этом вопросе вел себя как одержимый. Каждый раз, когда мы оба оказывались в Лос-Анджелесе, он узнавал, где я нахожусь, тащил меня в свой крутой особняк и заставлял слушать все их наработки за последнее время.
–
И если бы я была любой другой девочкой – той, которая не знала его с четырех лет и не воспринимала его как несносного старшего брата, – эта улыбка, вероятно, сработала бы. Потому что не сказать, что у меня совсем не было желания снова сочинять тексты с группой.
Это далеко не так.
Работа с Dirty была лучшим, что я когда-либо делала. Это единственное, чем я действительно хотела заниматься.
Но писать с Dirty означало работать с Броуди. И я просто не знала, как это вообще совместить.
Ну, очевидно, он не умер для меня. Потому что Броуди Мейсон никогда таковым для меня не был.
Но после той ночи, когда мы чуть не потрахались, а потом он в ярости ушел, как шторм, я действительно не была уверена, насколько нам сейчас лучше или хуже, чем когда он произнес эти шесть ужасных слов в мой адрес.
Может быть… один шаг вперед, три шага назад?
Но, конечно, мой брат и не догадывался о подобном.
– Давайте повторим завтра, – сказал он, когда я промолчала. На самом деле, это не было вопросом.
– Определенно, – согласился Зейн. Тоже не вопрос. – Для начала мы должны набросать кое-что из текста на тот трек, над которым мы работали на прошлой неделе. Ну, тот самый. – Они с моим братом обменялись заговорщицкими взглядами. – Я чувствую вкусную нотку в последней строчке, которую только что спела Джесса. Мы должны вставить это прямо в припев.
– Так?
И тут мой брат сорвался с места, его пальцы запорхали вверх-вниз по грифу, раздирая его какой-то новой песней, которую я еще не слышала. Когда Зейн начал петь, я не разобрала слов. Но, конечно же, он добавил кое-что из моих новых текстов, и то, что стало звучать чертовски похоже на песню – цепляющую, разрывную песню Dirty, – обрело форму. Сначала это было что-то вроде блюза… затем Зейн вложил мои слова в гораздо более тяжелый и похабный припев, побаловав себя воплем в стиле Роберта Планта, потрясшим мои женские части и, вероятно, разбившим несколько витражей.
Если бы я просто закрыла глаза и притворилась, что там, наверху, нет моей семьи, то…
Получила бы мокрые трусики. Гарантированно.
Я держала глаза открытыми.
Они заиграли это снова, с самого начала, и еще раз, пока Джуд не проскользнул в дальний конец церкви, чтобы послушать, а Мэгги не поднялась со своего места, чтобы встать рядом со мной и посмотреть. Я убрала свою задницу со сцены, когда ребята начали зажигать, потому что мы оказались уже на территории Dirty, и мне там было не место.
Когда они закончили, на минуту воцарилась тишина, и мы все стояли, уставившись друг на друга. У меня звенело в ушах. Затем Зейн запрокинул голову и рассмеялся, его белые зубы сверкнули в свете свечей.
– Что, черт возьми, это было? – ошалело спросила Мэгги.
– Это, – сказал Зейн в микрофон, – наш следующий сингл, Мэгги Мэй. – Затем он драматично уронил микрофон и спрыгнул со сцены, чтобы взъерошить мне волосы.
Следующий сингл…
Что-то только что произошло на этой сцене, пока Зейн вопил мой текст под музыку Dirty. Что-то, к чему я не была причастна уже очень, очень давно. Я не слепая, и у меня нет к этому иммунитета.
Только что произошло