Пленительная мелодия

Это повергло меня в своего рода оцепенение, потому что он и правда стоял прямо там. В джинсах и черной кожаной куртке он смотрел на меня сверху вниз, пока капли дождя стекали с его мягких каштановых волос и пухлых губ… Затянутое тлеющими тучами пасмурное небо отбрасывало тени на его глаза и изогнутые брови… Он выглядел точно так же, как раньше, только… лучше.

– Ты опоздала, – сказал он бесстрастно, после чего сделал несколько шагов мне навстречу и остановился, скользнув взглядом ниже, к моей груди. – Это моя футболка?

Я опустила взгляд.

Это была старая гастрольная футболка Led Zeppelin. На ней было написано «Соединенные Штаты Америки, 1977» и изображен ангел-рокер, голый чувак с распростертыми крыльями. Она не относится к разряду тех футболок, за которую заплатили баснословные деньги в каком-нибудь хипстерском бутике, потому что она выглядела старой и потрепанной. Она и в самом деле старая. Она была мне велика с самого начала, а теперь настолько растянулась, что я завязала ее на бедре, дабы она подошла по размеру. Ворот спадал с одного плеча. Она была ужасно поношена, и в ней образовалось несколько дырок.

И да, это его футболка.

Я подобрала ее с пола в его спальне одним ускользающим из памяти утром, когда мне было восемнадцать. Я так ее и не вернула, да и он никогда не просил об этом. И даже если бы Броуди захотел забрать ее после того, как она износилась бы до чертиков, я бы на это не согласилась.

Это было частичкой его самого. Единственной частичкой в моем распоряжении.

– Нет, – солгала я, застегивая куртку. Бабочки запорхали у меня в животе, когда он потянулся, чтобы собрать мои сумки с тележки.

– У меня была точно такая же. Исчезла примерно в то же время, что и ты.

Его синие глаза встретились с моими, и я почувствовала, как по спине пробежал электрический разряд. Я почувствовала это между ног.

Черт возьми.

Я до сих пор это чувствую.

То же самое… то, что должно было умереть за все годы и мили, разделяющие нас… всю эту тишину… все то время, что я потратила впустую, пытаясь изо всех сил бороться с этим, отрицать это или просто заглушить. Прыткое, горячее и тугое чувство скручивалось у основания моего позвоночника… в легких, в задней части горла, каждая клеточка моего тела загоралась огнем и выступала против каждой секунды, что мы были в разлуке.

Сейчас было точно так же. Только… непреодолимее.

Это было нечто большее.

То безумное влечение, которое я испытывала к нему тогда, стало только сильнее.

Его глаза потемнели, зрачки расширились… и я знала, что он тоже это почувствовал. Затем его взгляд опустился на мои губы. Он вдохнул, раздувая ноздри. Его челюсть сжалась.

Затем он развернулся и пошел прочь. С моими сумками.

О мой бог.

Я просто стояла, наблюдая, как он уходит, и воздух между нами все больше истончался по мере того, как он удалялся, пока я не перестала дышать. Вообще.

Я отмерила две с половиной секунды на то, чтобы прийти в себя. Затем, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха.

И наконец последовала за ним.

Я догнала его, только когда он остановился, чтобы забросить мои вещи на заднее сиденье черного «эскалейда», припаркованного у обочины с мигающими аварийными огнями. Я смущенно стояла, ожидая, когда он обернется, и каждая клеточка моего тела пульсировала от учащенного сердцебиения: легкие – в попытке вдохнуть, мозг – в попытке думать, клитор…

У меня дрожали колени.

Ни один мужчина раньше не заставлял мои колени дрожать.

Точнее, ни один мужчина, кроме него.

Мое тело никогда так не реагировало на других мужчин.

И да, я осознавала, что глубоко-глубоко внутри все еще оставалась какая-то часть меня – возможно, бо́льшая, чем я хотела бы признать, – которая все еще оставалась той тощей, чудаковатой, одинокой девочкой, над которой издевались на детской площадке. Но за последние десять лет работы моделью я стала толстокожей. Очень толстокожей. Я также поняла, что независимо от того, что я чувствовала внутри, мир не воспринимал меня как тощую, чудаковатую девчонку; что мужчины, как правило, считали меня красивой. Намного красивее, чем я когда-либо сама чувствовала.

Мне все еще было трудно воспринимать себя той моделью на фотографиях в дизайнерском нижнем белье. Мои длинные каштановые волосы с карамельными и медовыми прядками, брови идеальной формы, скулы и подбородок каким-то образом изменились, чтобы уравновесить то, чего я всегда страшилась: нескладного носа, полных губ и длинных конечностей, которые каким-то образом сочетались вместе, создавая образ, далекий от той девушки, что жила внутри меня. Несмотря на это, я научилась уверенно держаться, соревноваться, выступать, побеждать и даже проигрывать с изяществом. Я научилась сохранять хладнокровие под пристальным вниманием и, к счастью, справляться с неприятием. Потому что мир, в котором я жила, даже для красивых девушек изобиловал неприятием.

Чему я, по-видимому, так и не научилась, так это смотреть Броуди Мейсону в его темно-синие глаза и не терять самообладания.