Пленительные наслаждения

- Но ты все же женился на мне, - продолжала она. - И теперь эта проблема - наша, а не только твоя.

- Я не приемлю твоего умозаключения, - произнес Квил с убийственной вежливостью. - Уверяю тебя, мне не требуется твое присутствие во время этих эпизодов. Я не посмею обременять тебя своей немощью.

С каждым медленным тяжелым ударом сердца он будто врастал в пол, как дерево в землю.

Габби нахмурилась:

- Квил, я никоим образом не упрекаю тебя в твоей мигрени. Я еще раз повторяю, что теперь это наша общая проблема, а не только твоя. Мы должны вместе заниматься твоим лечением.

- Никто, а жена уж точно, не будет диктовать мне решения - процедил Квил сквозь зубы. - Я больше не стану принимать непроверенных лекарств. И тебе придется принять это к сведению.

Габби уже еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть на него свой гнев.

- Ты ведешь себя не лучшим образом, Квил! Мы должны подумать вместе, что делать дальше. Неужели тебе не ясно?

- Нет, не ясно, - сердито заявил он, чеканя каждое слово. - Как только случилось то несчастье, моя мать взялась диктовать врачам, как меня лечить. Если бы я ее послушал, то по сей день лежал бы на этом ложе. Сама едва не убила меня шарлатанскими снадобьями, а когда Транкельштейн предложил дельное лечение, воспротивилась всеми силами. Но именно его массаж и его упражнения поставили меня на ноги.

Габби вздохнула:

- Я никак не могу понять, какое отношение имеют ошибки твоей матери к нашей задаче в теперешней ситуации?

- По вопросам собственного лечения принимать решения буду я, и только я! У меня нет желания доводить себя до изнеможения снадобьями ненормального лекаря, о котором ты мне рассказывала. Мое решение окончательное, Габби.

Квил сложил руки на груди, не обращая внимания на ее нахмуренный вид.

- Хорошо, - начала она после минутного молчания. - В таком случае все, что касается моего тела, - это тоже мое личное дело. И здесь я тоже буду принимать решения самостоятельно.

- Естественно, - согласился Квил.

- Прекрасно. Значит, ты не должен возражать, если эту дверь, - Габби кивнула на дверь в спальню виконта, - я замурую, так как мы не будем ею пользоваться в дальнейшем.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ничего, - пожала плечами Габби. - Просто мое тело больше тебе не принадлежит. Вот это я и хотела сказать, муж мой. - Она сделала легкое ударение на последних словах. - Таким образом, ты не будешь страдать от мигреней и у нас отпадет надобность в ненормальных лекарях.

Габби отвернулась и принялась вытаскивать из волос шпильки.

- А если я заведу любовницу? - услышала она его голос. Он был пугающе жесток.

Она даже не стала оборачиваться.

- Право выбора за тобой, - спокойно ответила она. - Если тебе нравится валяться в постели с мигренью - что это твое дело. По крайней мере я не буду нести за нее ответственность.

- А ты сама, - ядовито усмехнулся Квил, - как собираешься выходить из положения? Сделаешь меня poгоносцем?

Габби до боли закусила губу, чтобы не расплакаться, если сейчас уступить ему, он снова будет страдать.

- О нет, можешь не опасаться, - проговорила она нарочитым легкомыслием и, откинув голову, начала расчесывать волосы. - Хотя мне было хорошо с тобой этой ночью... - она сделала паузу - достаточно длинную, чтоб посеять сомнение в искренности сказанного, - я вполне могу обойтись и без этого.

Габби с изумлением отметила, как трудно лгать в само сокровенном. Все равно что топтать собственное сердце. Она повернулась и смело встретила взгляд мужа. Ее отец легче проглатывал вранье, когда она смотрела ему прямо в глаза.

- К тому же это довольно неопрятно. - Ее передернуло от собственной лжи. - Ты не согласен? Мне совсем не хочется постоянно пачкать простыни. А о том, что при этом я обнажена и ты на меня так открыто смотришь, я даже и не говорю.

- Габби! Господь с тобой! Кровь бывает только в первый раз.

- Хм. Но это не самое главное, что я хочу сказать. Помни, Квил, я не сделаю тебя рогоносцем. Ты - мой муж. Почему я должна позволять какому-то постороннему мужчине использовать мое тело?

Хоть в этом правдива, подумала она. Действительно, ее никто не интересовал, кроме мужа.

Квил стиснул зубы так сильно, что заныли челюсти. Не зря он считал, что женщины равнодушны к сексу. Разумеется, он видел, что Габби смущается своей наготы. Но ему показалось, что в минуту наслаждения неловкость отодвинулась в сторону. Должно быть, он ошибся, ослепленный желанием. Он уже взялся за ручку двери, но в последний момент остановился.

- А если я соглашусь пробовать лекарства, мне будет позволено использовать твое тело? - произнес он, презирая себя за то, что демонстрирует свою уязвимость. Он не оборачивался, чтобы не видеть жалости в глазах Габби. Она промолчала, еле сдерживая рыдания. Подождав немного, Квил сказал самому себе:

- Итак, за возможность делить постель со своей женой мне придется каждый раз предварительно глотать лекарство? Или ставить пиявки?

- Нам нужно... - с трудом выдавила из себя Габби.