— Боже упаси, конечно же, нет. Лучше двинуться в графство Элейн, у моих родителей там было поместье. Оно почти заброшено, и о нем никто из света не знает. Там ты сможешь набраться сил и убить меня, — хохотнул Мукуро. Хибари хлопнул по постели, поднимая столб пыли, и закашлялся. — Ты такой ребенок, — вздохнул Мукуро, отталкивая его, и, морщась, свалил с постели все белье. — Я вытряхну. Остальное пусть остается как есть, мы тут не жить собрались.
Он вытащил на улицу покрывала и руками смел с них жучков, содрогаясь от омерзения.
Никогда бы не подумал, что ему когда-нибудь придется делать самому грязную работу. Он надеялся, что это останется в далеком прошлом, едва он стал графом. Теперь приходилось привыкать заново.
Хибари встал рядом и принялся наблюдать за ним с таким интересом, словно Мукуро валялся в луже собственной крови и дергался в предсмертных конвульсиях — а Мукуро был уверен, что Кея наслаждался бы таким зрелищем.
Мужественно вытерпев пристальный немигающий взгляд, он все же закончил с работой. Уже смеркалось, когда они надежно заперлись в домике, опасаясь незваных гостей или приблудившегося медведя.
Мукуро критично оглядел Хибари, тело которого все еще покрывал плотный слой посеревших бинтов, и со вздохом швырнул часть покрывал на пол — для себя. На полу валялась еще и шкура, так что, быть может, не замерзнет. Идти за дровами казалось безумством — они оба смертельно устали, блуждая весь день по песку, а потом по лесу, в дикой жаре.
— Если будет холодно, то придется мне погреться в тебе, — пошутил Мукуро, укладываясь на жесткий пол. Хибари шутка не пришлась по вкусу — он отвернулся к стене и укрылся с головой, ничего не ответив.
Кея уснул почти мгновенно. Он все еще чувствовал себя плохо, он сгорел на солнце и безумно устал, и к тому же умел засыпать в любых ситуациях и любых местах — без этого не смог бы работать наемником в свое время и не смог бы прожить в Казематах, где от недосыпа даже умирали.
Как всегда, ему снились кошмары. Непонятные липкие сны, в которых он чувствует, но не видит себя. Словно тонет, словно его утягивает в воронку, а он не может даже пошевелиться, чтобы спасти себя.
— Эй, Кея, тебе снова снятся ужасы? — услышал он и резко открыл глаза, едва не подпрыгнув. — Ох, осторожней, — улыбнулся Дино, отшатнувшись. — Шамал сказал, что ты потерял сознание после боя, вот меня и пустили к тебе.
— А где Мукуро? — растерянно огляделся Хибари. Дино помрачнел.
— Наверняка отплясывает на балу. К чему ты его вспомнил?
Хибари неверяще коснулся его плеча, скользнул вниз по руке — все это время Дино с улыбкой наблюдал за ним — и обнял его, облегченно прикрывая глаза.
— Я думал, что ты умер, конина.
— С чего бы это вдруг? — Дино, ничего не понимая, но искренне радуясь, обнял его в ответ и поцеловал в макушку. — Я без тебя — никуда. Умрем в один день, старенькими пердунами.
— До старости мне не дожить.
— Это еще вилами по воде написано. Шамал, пусть и гений медицины, но не оракул.
Хибари с наслаждением вдыхал его запах — особенный, знакомый и понятный только ему, и отстранился, глядя ему в глаза. На лице Дино отразилось смятение.
— Сейчас? Здесь? — уточнил он и замялся. — А ты хорошо себя чувствуешь?
— Ты самоубийца? — нахмурил брови Кея, подцепляя пальцами пояс его штанов. — Я буду чувствовать себя хорошо.
Второй раз говорить не пришлось. Дино стянул через голову рубашку и поцеловал его, обхватив рукой за талию. Хибари чувствовал его нетерпение, и жар, который исходил от его тела, и сам изнывал от желания. Он осознания того, что этот тупой конь жив-живехонек, кружило голову.
— Я… — выдохнул Хибари, шумно выдыхая. Дино ласкал губами его шею, запустив руку в его брюки. «Тебя люблю» — хотел добавить он, но в голове вдруг что-то загудело, обрушивая его в темноту.
Сначала он не понял, что происходит. Но вскоре с горечью понял, что находится в лесу, в доме егеря, рядом с человеком, которого ненавидел больше всего на свете.
На губах все еще оставался вкус чужих губ, и горело тело от оказавшихся нереальными прикосновений.
Неудовлетворение сказывалось остро.
Он тяжело дышал, пытаясь унять возбуждение, и жмурился, кусая губы. Ему вспоминались теплые глаза и шершавые ладони, щекочущие живот кончики светлых волос и чувство приятной заполненности — одуряюще медленное скольжение, ласковый шепот в висок, собственное имя, сипло выдыхаемое сквозь стиснутые зубы.
От нестерпимой духоты Хибари вынырнул из-под покрывала и сразу почувствовал, как стало холодно. Но он весь буквально плавился.
Не в силах унять болезненное возбуждение, он опустил руку и сжал свой сочащийся смазкой член, хрипло простонав в свою ладонь.
Он чувствовал себя грязно, омерзительно, в своих глаза он упал ниже некуда, но ничего поделать с собой не мог.
— Да ты, черт подери, издеваешься надо мной, — послышался голос Мукуро снизу, и половицы заскрипели под его весом, когда он поднялся. — То стонешь во сне, как… то теперь… — Он выдохнул и зарылся рукой в волосы.