— А я и не знаю, стал бы или нет! Да я помню о тебе только то, что ты беглый преступник. — Дино выдохнул сквозь зубы. Хоть он планировал поговорить спокойно, эмоции дали о себе знать, и он не собирался их теперь сдерживать. — Если… если мы с тобой… были влюблены, тогда почему ты сделал это?
Хибари молчал какое-то время, глядя на исчезающий в тени леса отряд повстанцев.
— Я хотел, чтобы ты жил нормально. Я думал…
— «Жил нормально»?! — перебил его Каваллоне, задохнувшись возмущением. — Как ты себе это представлял, а? Я очнулся в незнакомом месте, весь раненный, в окружении незнакомых людей, которые смотрели на меня как на пророка, — и ты думал, что у меня все будет отлично?! Последнее, что я помню — это как уснул после работы на лесопилке в своем доме, на своей кровати, возле своей жены, а потом просыпаюсь непонятно где и узнаю о том, что я лидер сопротивления! — Слова все вылетали, он не мог никак замолчать. Все так смешалось: страх, обида, непонимание, горечь… Он все держался, пытаясь не беспокоить Аниту, но больше не мог.
— Я не хотел, чтобы все прошло именно так. Анита должна была убедить тебя уйти.
— О, да, это мгновенно бы решило проблему, — язвительно ответил Дино. — Я потерял память! Потерял значимую часть свою жизни, у меня пустота в голове на месте того, что я должен помнить. Ты не представляешь, как это тяжело… я как будто в чужом теле, как будто оно мне не принадлежит.
Хибари не нашелся, что ответить. Он не задумывался над этим. Ему казалось, что все и впрямь станет замечательным. Думал, что помогал.
— Какое право ты имел, чтобы решать, помнить мне тебя или нет? Ты что, бог? Это были мои воспоминания, это была моя жизнь, и ты просто не имел права делать все, что тебе захочется!
— Я сделал это не ради себя!
— Но создается впечатление, что все именно так! Ты просто выкинул меня как использованную вещь, как только я перестал быть тебе нужен.
— А ну-ка повтори, — процедил Хибари, бросая поводья. Злость Дино передалась и ему, и с лихвой. Он даже про боль забыл, настолько был взбешен.
— Ты даже не знал, как я поступлю после того, как я очнусь. О какой еще, к черту, любви может идти речь, когда ты меня даже не знаешь?
— Это несправедливо. Будь моя воля, все было бы совсем по-другому. Я бы ни за что не оставил тебя, но… я приношу только одни проблемы — всем. Тебе гораздо лучше будет без меня.
— И вот, ты снова решаешь за меня, — усмехнулся Дино и поднял на него глаза. — А знаешь, ты прав. Знаешь… мне жаль, что я тебя встретил.
Хибари ушам своим не верил. Это не должно было вгонять его в ступор, но он все равно был не готов к такому.
— Дино…
— Мне жаль, что в тот день я погнал лошадей именно на то место. Мне жаль, что я нашел тебя. Жаль, что помог. Жаль, что привел тебя в свой дом. Я сожалею, что тот день случился в моей жизни.
— Ты все сказал? — спросил Кея. — Тогда ты должен радоваться, ведь я избавил тебя от этой ноши. Извини, что испортил твою счастливейшую жизнь, Конь, хотя эти отношения начал даже не я. — Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Злость в нем улеглась, уступая место неприятной опустошенности, и ему просто хотелось уснуть и забыть обо всем. Как Дино. — Ты получил такую возможность… Но даже из этого умудрился создать драму, — с нескрываемой завистью бросил он, натягивая поводья. — Я не причиню беспокойств, будь спокоен. Мы с тобой больше не увидимся.
— Я на это надеюсь, — холодно отозвался Дино и отвернулся. Эмоции, хлеставшие неуемной струей, иссякли. Он все закончил, и пути назад не оставил ни для себя, ни для него. Каждый шаг давался с трудом, он буквально заставлял себя идти. Может быть, когда-нибудь много позже, он пожалеет об этом, может быть, к нему вернутся воспоминания, и он схватится за голову, но сейчас он сделал то, что хотел. То, что было ему нужно.
Внутренний голос — или что это было — шептал ему, что он сделал ошибку, но Дино уже научился его подавлять. Он научится. Жить заново. Работать. Руководить. Забывать.
Хибари смотрел ему в спину, даже не надеясь, что он обернется. Он почему-то был уверен, что если позовет его по имени, тот обязательно вернется, но молчал.
Хибари развернул лошадь и повел ее к границе. Он не смотрел на дорогу и разглядывал свою руку с неровными выпуклыми буквами на испачкавшейся коже. Лучше бы он выпил ту воду. Не для того, чтобы забыть о том, что сделал с ним Мукуро, а чтобы не помнить о том, что у него было. У них.
«Всегда. Я буду скрывать эти шрамы, Кея».
Благодаря этому он мог смотреть на свое тело без отвращения. На синяки и следы от зубов, царапины и стертые едва ли не до мяса запястья.
«Когда тебе плохо, когда ты в сомнении, смятении или напуган, я всегда буду держать тебя за руку. Даже если меня рядом не будет, я все равно буду тебя поддерживать».
Как много раз он вспоминал эти слова, обессиленный после очередного визита Мукуро. Казалось, что только поэтому он не сошел с ума окончательно.
«Ах, Кея, я так тебя люблю».