Читаем Пленники Амальгамы полностью

По ходу чаепития выясняю: мой визави – бывший клиент Пироговки. После прохождения курса лечения он не стал возвращаться к родным, остался работать в котельной; живет тоже здесь, в комнатушке за котлами.

– Неужели здесь хорошо?! – не сдерживаю удивления. – Можно ведь в другом месте работу найти…

– Можно. Но мне лучше здесь.

На языке вертится вопрос: а может, господин хороший, вы просто не долечились?

– Думаешь: боюсь вашего мира? – угадывают мысль. – Не могу оторваться от психушки, как от пуповины? А я просто существую на границе миров. Да и ты, похоже, на границе.

Встав из-за грязного стола, он начинает орудовать лопатой, подкидывать уголек в топки, я же в растерянности. Откуда знает?!

– Сын называет вас Гефестом… – говорю наконец. – А на самом деле?

Истопник усмехается.

– Не нравится – называй Вергилием…

– Но это же несерьезно!

Следует взгляд на закопченные часы над дверью.

– Обсудим в следующий раз. Сейчас сменщик придет!

Почему он уверен, что будет следующий раз?! Но, когда оказываюсь на морозе и бреду к выходу из сквера, обреченно понимаю: еще как будет!

Жизнь постепенно делается призрачной. Планерки, совещания, смена руководства… Игра теней, как и очередная попытка Эльвиры втиснуться на территорию. Мол, квартира в запустении (когда успела разглядеть?), требуется женская рука, да и питаюсь я кое-как! Я же отвечаю: кыш отсюда, тень! Да, минус на минус дает плюс, два одиночества, сложенные вместе, могут породить нечто противоположное, но мне не нужно плюсов! Хочется выпасть в полный минус, достичь абсолютного нуля, чтобы познать то, что большинству не дано!

Даже звонок Монаха, с которым не виделись с прошлого года, не пробуждает в душе теплоты.

– Не хочешь, значит, встречаться?

– Не хочу.

– Что ж, хозяин – барин… Ты вообще в порядке?

– Какое это имеет значение?

Лучший друг тоже не въезжает, что порядок и непорядок – вещи относительные, законы одной Вселенной могут абсолютно не работать в другой. Вопрос: каким образом перейти границу миров?

Угольная котельная, где вскоре оказываюсь, действительно напоминает преисподнюю: черные котлы, вырывающееся из топок пламя, тень на стене, что отбрасывает человек с лопатой… И впрямь Вергилий, который знает ад досконально да еще меня приобщает. В смысле – заставляет пахать, памятуя о недавнем энтузиазме.

– Подкинь в крайний котел, – говорит, прихлебывая воду из алюминиевого чайника. Покорно беру лопату, открываю заслонку, забрасываю внутрь несколько порций угля.

– В средний подкинь, что-то горит плохо…

Опять берусь за работу, по ходу успев измазаться как чушка. Процесс напоминает труд подмастерья, надеющегося на то, что в будущем ему откроют тайны мастерства, некие новые истины. Но открывать не спешат, для начала сканируют неофита вопросами.

– В газете работаешь? Проблемы ищешь, злобу дня выставляешь напоказ?

Я киваю.

– Ну да, это ведь тебя по осени охрана гоняла? Вместе с придурком, что плакатами размахивал?

Киваю еще раз.

– Что ж, условия здесь не райские. Но ваша суета бессмысленна и глупа. Не в том суть.

– В чем же она? – задаю встречный вопрос.

– Позже объясню. То есть объяснить нельзя, можно подтолкнуть к пониманию.

Так подталкивай, черт возьми! У меня на лбу написано, мол, готов покинуть бессмысленный человейник, так ведь не указывают – как! Вымотанный до предела, однажды отрубаюсь прямо в котельной. Пробудившись под утро, не сразу понимаю: где я? И кто огромный и страшный перемещается по стене, на которой играют огненные отсветы?! Наконец осознаю: это тень, и тут же вспышка в мозгу: опоздал на службу! Правда, вспышка слабенькая, как от спички, с пламенем в топках не сравнишь.

– Проснулся? Иди, чаю попей… А вечером кое-что другое получишь.

Аглая с ее китайскими предупреждениями моментально забывается. Весь день таскаю уголь из уличных куч, забрасываю в топки и жду обещанного.

Вечером Гефест-Вергилий исчезает в глубине преисподней, чтобы вскоре вернуться. Вид у него серьезный, в кулаке что-то зажато. Когда кулак раскрывается, вижу ладонь, черно-глянцевую от контакта с антрацитом, на ней – полдесятка беленьких таблеток. Вот те на! Очень уж тривиально выглядит инициация, я даже разочарован…

– Чего смотришь? Глотай, вода в чайнике есть.

– А что это?

– Неликвиды с отделений. Не все хотят эту гадость глотать, кое-кто прячет под матрас, потом мне отдает.

– Они, значит, не хотят, а я…

– Ты – другое дело. Давай не тяни время!

Вот гад! Кладу таблетки в рот, запиваю из носика, на языке остается привкус алюминия. Сам препарат безвкусен, да и действия поначалу – ноль. Усаживаюсь в продавленное грязное кресло, жду. В полумраке вижу усмешку Гефеста, она напоминает улыбку Чеширского кота – лица не видно, одни белые зубы, плавающие в воздухе.

– Ну как? Торкает?

Чувствуя позыв к мочеиспусканию, поднимаюсь и бреду к двери в туалет. Берусь за ручку, а ухватить не могу! Странно… Еще раз делаю попытку – опять ладонь хватает воздух! Оборачиваюсь, чтобы увидеть ту же улыбку Чеширского кота.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза